Александр Пертушевский - Генералиссимус князь Суворов

Дело, приближаясь к мирному концу, получало и мирный оттенок. Одному из пленных польских генералов, старику Геслеру, Суворов дозволил перебраться в Варшаву, к семейству; сообщение между Варшавой и Прагой сделалось свободным; освобожденные русские пленные ездили в Прагу навещать знакомых, из пражского лагеря многие отправились с той же целью в Варшаву.

Вавржецкий тем временем спешил отправлять военные транспорты. Было вывезено больше 50 пушек, много других предметов военной потребности, а также с монетного двора золото и серебро в слитках на 157,000 злотых. Остальное он надеялся отправить следом, поручив коменданту Орловскому. Не обошлось без уличных замешательств, так как народ боялся выезда короля и подозревал в этом Вавржецкого, а тот винил Станислава-Августа. Гедройц уже выступил из-под Мокотова в Торчин, туда же направлен Каменецкий с бывшим корпусом Понятовского. Домбровский с Пилицы был в арьергарде. Призванный к королю для убеждения сложить оружие, Вавржецкий остался при своем проекте - уходить в Пруссию, объясняя Станиславу-Августу, что это не может вредить России, что для нее удаление польских войск равно их обезоружению. Он просил вместе с тем короля ходатайствовать перед русской Императрицей о милосердии, а перед Суворовым, чтобы допустил остаткам польского войска уйти, не нападая на них и не преследуя. Вавржецкий выехал из Варшавы в Торчин ночью с 28 на 29 октября, пред самым вступлением в Варшаву русских войск. С ним ехал и бывший президент верховного совета Закржевский.

Вступление в Варшаву назначено было утром. Суворов 28 числа отдал приказание: войскам вести себя порядочно и мирно, вступать в город с оружием незаряженным, и если даже будут выстрелы из домов, не отвечать. Такая миролюбивая осторожность главнокомандующего показалась многим опасной. Начальник головной колонны Буксгевден дал приказание зарядить пушки и ружья, но тайно, чтобы никто не знал. К счастью, это не имело дурных последствий. Войска изготовились как на парад и глядели щеголями; даже у казаков Исаева "лошади были против обыкновения вычищены", замечает участник и очевидец. Движение через мост началось в восьмом часу; прежде шли войска Потемкина с казаками Исаева во главе, потом корпус Дерфельдена. Шли с музыкой и развернутыми знаменами. Впереди ехал Суворов с большой свитой, одетый в ежедневную кавалерийскую форму, без орденов и знаков отличий. Городской магистрат, в черной церемониальной одежде, находился в сборе на варшавском конце моста; по приближении Суворова старший член поднес ему на бархатной подушке городские ключи, хлеб и соль и сказал приветственное слово. Суворов взял ключи, поцеловал их и поблагодарил Бога, что Варшава куплена не такой ценой, как Прага. Он передал ключи дежурному генералу Исленьеву и стал по-братски обниматься с членами магистрата и с многими из окружающего народа, а другим пожимал руки, обнаруживая непритворное душевное волнение.

Войска вступили в город тем же порядком; перед Суворовым ехал Исленьев, держа на подушке городские ключи. Вопреки условию, город кипел жизнью, дома не были заперты, и во всех окнах и на балконах виднелись любопытные зрители, а на улицах толпился народ. Часто раздавался виват Екатерине и Суворову, перемежавшийся с криками протестующих патриотов, но ни выстрелов, ни других неприязненных действий не было: самые горячие, революционеры заблаговременно уехали. У кафедрального собора Суворов остановился и совершил короткую молитву. Пройдя город, полки направились к своим местам внутри варшавских укреплений: корпус Потемкина к стороне Виланова, а Дерфельдена к Маримонту. Суворов остановился в гостинице на окраине, где заказал обед, а после того занял один из лучших домов по соседству с лагерем. Магистрат представил ему прусских, австрийских и освобожденных русских пленных; первых было больше 500, вторых 80, третьих 1,376. Австрийцы и пруссаки были скованы. В числе русских находилось три генерала и три дипломатических чиновника высших чинов. Разыгралась трогательная сцена; освобожденные падали перед Суворовым на колени и благодарили его; радость их тем более понятна, что несколько дней назад носились зловещие слухи об их судьбе.

Суворов писал из Немирова Хвостову, что может кончить с Польшей в 40 дней. Он исполнил обещание: кроме 29 дней, проведенных им не по своей воле в Бресте, кампания от вступления в Польшу до занятия Варшавы продолжалась 42 дня.

Суворов командировал генерал-поручика П. Потемкина в распоряжение польского короля, возложив на него заботу о безопасности Станислава-Августа. Король пожелал видеть Суворова на следующий день. Суворов оделся в полную форму, надел все свои орденские знаки и в 10 часов утра 30 числа отправился во дворец с большой свитой и конвоем. Впереди скакал эскадрон гусар, вокруг кареты Суворова ехало верхом множество генералов и офицеров; рядом с ним сидел Потемкин, впереди бароны Бюлер и Аш. Эскадрон конных егерей замыкал кортеж. Во дворце был церемониальный прием; Станислав-Август обошелся с Суворовым любезно, обнял его несколько раз и беседовал с глазу на глаз в течение часа. Тут было условлено многое, в том числе, что король отдаст приказание, дабы все польские войска (которых Суворов называл не иначе, как бунтовщиками) сложили оружие и выдали пушки. Но так как такое приказание без соответственных гарантий ничего не значило, то Суворов обещал предоставить амнистию всем войскам. На следующий день он прислал заявление: "Сим торжественно объявляю:

1) войска, по сложении оружия перед их начальниками, тотчас отпускаются с билетами от их же чиновников в свои дома и по желаниям, а оружие, тож пушки и прочую военную амуницию, помянутые начальники долженствуют доставить в королевский арсенал.

2) вся их собственность при них;

3) начальники, штаб- и обер-офицеры и шляхтичи останутся при оружии".

Суворов, беспощадный к вооруженному противнику, делался другим, когда противник бросал оружие. Характеризуя свое отношение к побежденным полякам, он приводил стихи Ломоносова:

Такая метаморфоза происходила в нем и по внушению сердца, и по расчету ума. В настоящем случае то и другое усугублялось. Перед ним был король, венчанный властитель, помазанник Божий, т.е. лицо, перед которым Суворов, глубоко убежденный монархист, привык преклоняться. Притом этот король был несчастен. С другой стороны, конец войны был обеспечен, и чем шире победитель выказывал великодушие и безбоязненность, тем полнее было умиротворения. По этим побуждениям Суворов решил сделать королю истинно царский подарок. Во время беседы Станислав-Август попросил отпустить из плена офицера, который прежде служил при нем пажом. Суворов согласился и спросил, не пожелает ли король получить еще кого-нибудь. Не ожидая такой любезности, Станислав-Август удивился, но Суворов, улыбаясь, предложил ему сто человек, даже двести. Замечая, что недоумение короля возрастает, Суворов сказал, что готов дать свободу 500 человек по королевскому выбору. Станислав-Август не знал, как выразить ему благодарность, и послал генерал-адъютанта с приказом Суворова, догнать задние партии пленных, отправленных к Киеву. Нагнав их верстах в 200 от Варшавы посланный предъявил приказ Суворова, освободил свыше 300 офицеров, а остальных, до 500, выбрал из унтер-офицеров и рядовых. Нетрудно понять, какое благое впечатление произвел поступок Суворова не на одних освобожденных.