Александр Пертушевский - Генералиссимус князь Суворов

Суворов вернулся из Финляндии и представил проект укрепления границы на случай наступления шведов. 25 июня последовало высочайшее на его имя повеление: "полагаемые вами укрепления построить под ведением вашим". Носились неясные слухи насчет непрочности недавно заключенного с шведским королем Верельского мирного трактата.

Это было новой, хотя и замаскированной немилостью. Шла война с Турцией, в которой только один Суворов решительными ударами придвинул войну к исходу. Англия, Пруссия, Польша вооружались и угрожали другой войной, более вероятной, чем шведская. Предстояла практическая военная деятельность в обширном размере, а лучшего боевого генерала посылали строить крепости. Тем не менее, из его переписки со статс-секретарем по военной части Турчаниновым видно, что на то была добрая его воля. По всей вероятности он расчел, что оставаться под началом Потемкина ему нельзя, и решил служить в Финляндии. Здесь он был самостоятелен, зависел непосредственно от военной коллегии, чего давно добивался, и перевод отсюда в другое место считался легко исполнимым.

На назначении в Финляндию сошлись и Государыня и Потемкин. Перед праздником она пишет временщику, что находит хорошей его мысль назначить Суворова в Финляндию, и прилагает для вручения подписанный рескрипт, впрочем на его усмотрение. Потемкин вручил Суворову рескрипт Государыни. Однако дело ограничивалось командировкой. Начальником Финляндской дивизии Суворов назначен не был и по расписанию войск в мае 179 помещен в списки главной армии.

Суворов был знатоком инженерного дела, но не любил его и тяготился. Это впрочем не повлияло на успех. В продолжение 1 1/2-годового пребывания в Финляндии, Суворов исполнил в существенных чертах свой план, после поездки утвержденный Государыней. Усилены укрепления Фридрихсгама, Вильманстранда и Давидштадта: исправлен и усилен Нейшлот; на важнейших дорогах из шведской Финляндии к Фридрихсгаму, Вильманстранду и Завитайполю сооружены новые форты Ликкола, Утти и Озерный; оборона саволакской дороги в Нейшлоте усилена проведением каналов в окрестностях. Против Свеаборга и для создания базы шхерному флоту, возведены при Роченсальме, на нескольких островах, укрепления, а на сухом пути заложена крепость Кюменегард. Роченсальм сделался главным укреплением юга финляндской границы. В конце 1792 Екатерина лично благодарила Суворова за то, что "он подарил ей новый порт".

Государыня относилась с одобрением к строительным трудам Суворова, что и выражала ему неоднократно. Да и сам он был доволен ходом дела и в конце 1791 писал Турчанинову, что успех превысил ожидание и в следующее лето граница будет обеспечена на 100 лет. Он считал делом чести поднять кейзер-флаг в Роченсальме и дождался исполнения своей мечты. При рескрипте 26 августа 1792 Государыня, сообщает, что повелела выслать кейзер-флаг и штандарт для роченсальмского порта, приказывает подымать первый в будни, а второй в праздники, по обыкновению. Суворов любил прогуляться по Роченсальму и полюбоваться на свое произведение . "Массивнее, прочнее и красивее строение тяжело обрести", писал он своему племяннику, Хвостову: "так и все пограничные крепости". Нейшлот был тоже его гордостью. При виде этого форта он говорил: "Знатная крепость, помилуй Бог, хороша: рвы глубоки, валы высоки: лягушке не перепрыгнуть, с одним взводом штурмом не взять". Сообщая по обязанности в Петербург известия и слухи из-за границы, даже из Стокгольма, Суворов не упускает похвастать впечатлением, производимым на шведскую публику русскими укреплениями, прибавляя, что шведы опасаются, как бы не поступили с их крепостями, как с турецкими.

Работы шли быстро и успешно. Суворов отнимал время от сна, переезжал с места на место, обходил работы, вникал в мелочи. Требовалось делать не только хорошо, но и дешево. Суворов разыскал известковый камень и жег из него известь, устраивал кирпичные заводы, выписывал известь и кирпич из Петербурга и Ямбурга, строил для их доставки особые суда. Переписка его полна распоряжений, которые совсем не вяжутся с представлением о рымникском и измаильском победителе. Это временами выводит из терпения, когда представляются препятствия. А в них недостатка не было. Освидетельствована по крепостям артиллерия и написано в Петербург об её исправлении; прошел год - ничего не сделано. Бури прорывают плотины, и усиленные годовые труды пропадают. "Лаубе (строитель) тремя его каналами мне накопил работы пуще трех баталиев; неизмерные работы, недостаток людей, немогзнайство и ускромейство непрестанные", жалуется Суворов Хвостову. Поручив надзирание за какой-то работой одному полковнику, Суворов долго ее не посещал, а когда приехал, то нашел большие неисправности. Он стал выговаривать полковнику, тот сваливал вину на подчиненного. "Оба вы не виноваты", сказал рассерженный Суворов, схватил прут и начал хлестать себя по сапогам, приговаривая: "не ленитесь, не ленитесь; если бы вы сами ходили по работам, все было бы хорошо и исправно".

Кроме постройки и исправления крепостей у Суворова на руках были войска и флотилия. Большая часть гребной флотилии была в шхерах, меньшая на озере Сайме. Флотилией командовал принц Нассау-Зиген, но летом 1791 он отпросился у Екатерины на Рейн, предложить свои услуги французским принцам для войны против республиканцев. Флотилия была в 125 судов разных названий и величины, с 850 орудиями, состояла под началом контр-адмирала маркиза де Траверсе и генерал-майора Германа, подчиненных Суворову. На нем лежали обязанности по комплектации судов, обучению людей, производству морских экзерциций и маневров. Суворов никогда не был номинальным начальником; он старался познакомиться и с военно-морской специальностью. Кое-какие практические сведения он приобрел в Очаковском лимане, где ему была подчинена флотилия, и продолжал в Финляндии присматриваться к делу. В первую поездку сюда он брал частные уроки, о чем писал тогда же Турчанинову; позже, по некоторым известиям, он в шутку просил испытать себя в морских познаниях и выдержал экзамен довольно удовлетворительно.

Укрепления, каналы, флотилия не причиняли десятой доли неприятностей, которые посыпались на него за войска. Неудовольствия начались еще в Петербурге. В каком-то собрании или, как говорит Суворов, "в компании". вероятно высокостоящие люди осмеивали и осуждали его взгляд на дисциплину и субординацию. Упоминая про это в одном из писем, Суворов не опровергает, а только замечает едко, что эти господа "понимают дисциплину в кичливости, а субординацию в трепете подчиненных". Месяца через два-три стали доходить слухи, что в Петербурге толкуют, будто войска в Финляндии наги и босы, рабочие на укреплениях и каналах не имеют рабочего платья, все люди вообще не получают срочной по закону одежды. Эти вести оскорбили Суворова. Он пишет Хвостову письмо, опровергает взводимые на него вины, излагает подробности, объясняет, что снабжение войск одеждой не его обязанность. Говорит, что граф Николай Иванович (Салтыков, ведавший военным департаментом) должен был раньше других знать, что люди наги и босы, что это "прибаски кабацкого ярыги". Затем он переходит в угрожающий тон: "однако я не жалую, чтобы меня кто решился порицать, и лучше буду требовать сатисфакции", - и дает наставление, как поступать с клеветниками: "Помните, никогда не извинительное, оправдательное, ниже объяснительное, но упор - наступательный. Я как партикулярный человек, отвечаю всякому партикулярному человеку, как ровный ему, кто бы он ни был...И чтобы в тоне было одно угрожение, то я ныне желаю знать - кто на меня дерзнул клеветать". Вероятно Хвостов узнал и сообщил имя сплетника, ибо Суворов послал (неизвестно кому) письмо: "По слухам приезжих, ваше высокопревосходительство знаете, чем честь платят. Из почтения к вам, наконец я должен буду впредь приступить к требованию удовольствия по законам".