Александр Пертушевский - Генералиссимус князь Суворов

Труднее всех было третьей колонне, штурмовавшей с севера самый сильный бастион крепости. Высота вала и глубина рва были так велики, что приходилось 5 1/2-саженные лестницы связывать по две. Войска поднялись с чрезвычайными усилиями и наверху вала встретили сильный отпор. Только когда подоспел резерв, удалось сломить турок, утвердиться на бастионе и завладеть соседними верками, причем Мекноб был тяжело ранен.

Несмотря на сильный туман, суда флотилии благополучно подошли к берегу, производя неумолчный огонь. Войска высадились, двинулись вперед и одновременно ударили на турок с беззаветною храбростью. Начальники, в том числе несколько иностранных офицеров, давали солдатам блестящий пример своим бесстрашием. Многие из них были ранены, но порыв войск не ослабел. Удачной атаке содействовала первая штурмовая сухопутная колонна, завладевшая несколькими дунайскими батареями, тем облегчив высадку войск. Турки были сбиты, и Рибас сомкнулся с колоннами Львова и Кутузова.

В 8 утра вся ограда крепости находилась в руках русских. Потеря была большая, расстройство значительное. Турки готовились к отчаянной обороне на улицах и в домах. Рассвело; численное неравенство противников сделалось заметным, к тому же русские были в растянутой линии. Приказано было укрепиться, перевести дух и продолжать атаку, не давая туркам опомниться. Колонны двинулись, завязался такой упорный бой, с которым ночной штурм не мог идти в сравнение. Шло не общее сражение, а вереница частных кровопролитных дел. Каждая площадь была полем сражения, в каждой улице и переулке обороняющийся пользовался выгодами своего положения. Из домов летели в русских пули; большие дома, особенно "ханы" (гостиницы), обратились в маленькие крепостцы и замки, которые надо было штурмовать с помощью лестниц и выламывать ворота или разбивать пушечными выстрелами.

Русские войска двигались к центру, живое кольцо вокруг турок сжималось. Давалось это с тяжкими усилиями и большим уроном, особенно терпели казаки 4 и 5 колонн: вследствие неполноты своего вооружения, победный путь доставался им дорого. Был момент, когда на большой площади они, окруженные турками, могли погибнуть, если бы не выручила их регулярная пехота и Черноморские казаки с флотилии.

Один из татарских султанов, Каплан-гирей, собрав несколько тысяч турок и татар, бурным потоком опрокинулся на наступающих. Смяв Черноморских казаков и отняв у них 2 пушки, он перебил бы их без остатка, если бы не подоспели три батальона, но и те решили дело не сразу. Окруженный Каплан-гирей бросался как лев во все стороны, на предложения сдаться отвечал сабельными ударами и умер на штыках. С ним полегло тысячи 3-4, но подобные эпизоды не могли уже изменить исхода боя. По приказанию Суворова в город вступили все резервы, пехотные и кавалерийские, но работала одна пехота, пробиваясь к городскому центру, а коннице велено было держаться поодаль и обирать у убитых ружья и патронницы. Первым добрался до середины города генерал Ласси; за ним стали приближаться другие. К часу дня был занят весь город. Турки продолжали обороняться лишь в мечети, двух ханах и редуте Табия, но были выбиты или сдались.

Старик Айдос-Мехмет не пережил этого кровавого дня. Он засел в каменном хане с 2,000 янычар и несколькими пушками. По приказанию генерала Потемкина полковник Золотухин с батальоном Фанагорийских гренадер атаковал этот хан, но долгое время без успеха. Наконец ворота были выбиты пушечными выстрелами, и гренадеры ворвались внутрь, где турки продолжали обороняться. Только когда большая их часть была переколота, остальные стали просить пощады и были выведены из хана для отобрания оружия; в их числе находился и Айдос-Мехмет. В это время пробегал мимо егерь. Заметив на паше богатый кинжал, он подскочил и хотел его вырвать из-за пояса; один янычар выстрелил в дерзкого, но попал в офицера, отбиравшего оружие. Этот выстрел был принят за вероломство, и разъяренные солдаты перекололи почти всех турок. Айдос-Мехмет умер от 16 штыковых ран. Офицерам удалось спасти не больше ста человек.

Суворов приказал кавалерии окончательно очистить улицы. Отдельные люди и небольшие группы защищались как бешеные, другие прятались, и приходилось спешиваться, чтоб их искать. К 4 часам все было кончено.

Двукратная неудача под Измаилом, невзгоды осады, крайнее возбуждение солдат вследствие дорого доставшейся победы, все это вместе сделало измаильский штурм в высшей степени кровавым. Солдаты рассвирепели: под их ударами гибли все, и упорно оборонявшиеся, и безоружные, и женщины и дети; обезумевшие от крови победители криками поощряли друг друга к убийству. Офицеры не могли удержать их от слепого бешенства. За убийством шел грабеж, прискорбное знамение времени. По улицам и площадям валялись груды, чуть не холмы человеческих трупов, полураздетых, даже нагих; торговые помещения, жилища побогаче стояли полуразрушенные; внутри все было разбито, разломано, приведено в негодность. Грабеж продолжался 3 дня, согласно заранее данному Суворовым обещанию; следовательно на другой и третий день продолжались еще случаи насилия и убийства, а в первую ночь сплошь до утра раздавалась трескотня ружейных и пистолетных выстрелов.

Кутузов был назначен комендантом Измаила, в важнейших местах расставлены караулы, всю ночь ходили патрули. На следующий день совершено благодарственное молебствие при громе орудий. Много было неожиданных, радостных встреч между людьми, считавшими друг друга убитыми, много было и тщетных расспросов о товарищах и близких, упокоенных навеки. После молебна Суворов пошел к главному караулу, который держали Фанагорийские гренадеры. Он поздравил их с победой, хвалил их храбрость, говорил, что доволен ими; объявил свою благодарность и всем другим войскам. Два дня спустя он был на обеде, который Рибас давал на своей флотилии; на следующий день - на обеде генерала Потемкина.

Тем временем подавалась помощь раненым, прибирались мертвые. С самого начала был открыт огромный госпиталь внутри города. Тела убитых русских свозились за город, где были преданы честному погребению, по уставу церковному. Неприятельских трупов было так много, что следовало опасаться появления заразы, если замедлить погребением. Приказано бросать их в Дунай, и на эту работу употреблены пленные. Измаил был очищен от трупов только через шесть дней. Пленные были направлены партиями на Николаев под конвоем казаков, уходивших на зимние квартиры.

Суворов послал Потемкину донесение: "Нет крепче крепости, отчаяннее обороны, как Измаил, падший пред высочайшим троном её Императорского Величества кровопролитным штурмом. Нижайше поздравляю вашу светлость". Потом послал реляцию с цифровыми данными. Убитых неприятелей 26,000, пленных до 9,000, но на другие сутки из них умерло до 2000; турецких женщин и детей до 3,000, христиан и евреев от 5 до 6,000, которые водворены по-прежнему в их жилища. Пушек досталось 265, знамен 364, бунчуков 7, санджаков 2, пороху 3,000 пудов, судов 42, но почти все повреждены до негодности; боевых запасов, продовольствия и фуража огромное количество, лошадей около 10,000. Потеря русских убитыми и ранеными сначала показана приблизительно в 4,000, потом - убитых 1,880, раненых 2,648, всего 4,528, считая с офицерами. Позднейшие сведения определяют число убитых в 4,000, а раненых в 6,000, всего 10,000, в том числе 400 офицеров (из 650).