Александр Пертушевский - Генералиссимус князь Суворов

Суворов был совершенно прав, утверждая, что санитарное состояние войск находится в прямой зависимости от степени заботливости начальников о подчиненных. Как только принятыми им мерами эта заботливость доведена была до maximum’а, болезни и смертность покинули свой maximum и спустились до minimum’а. Как он стал потом свидетельствовать, "попечением начальствующих лиц" они введены в умеренные пределы. В самую жару он писал, что благодаря действиям комиссии, "а паче искусству штаб-лекаря Белопольского, Полоцкий полк приведен в совершенное благосостояние". В августе и сентябре улучшение продолжалось; были рецидивы, притом частые, но уже не очень упорные. В октябре Суворов пишет Платону Зубову, что при Ботне, в 10 батальонах, насчитывается больных вдвое меньше нормальной цифры, а умерло в 5 последних недель всего 12 человек. В ноябре он сообщает Хвостову, что "прошедший месяц очень здоров, можете то внушить; во всех частях умерших 48; в госпиталях и разных отлучках 15"

В апреле 1793 года Суворов донес военной коллегии, что в карасубазарском магазине провиант не годен, и что от него солдаты болеют и мрут. Коллегия приказала ему дело исследовать, виновных предать суду, магазины освидетельствовать и принять меры. Пошла переписка; генералы не отвечали Суворову на вопросы; бумаги из Херсона в Петербург находились по 3-4 недели в пути. Между тем Государыня приняла дело близко к сердцу и прислала в военную коллегию записку: "Белевского и Полоцкого полков полковников, карасубазарского магазейна провиант кто подрядил, кто в смотрении имел, провиантского штата провиантмейстера или комиссионера - прикажите судить и сделайте пример над бездельниками и убийцами, кои причиною мора ради их воровства и нерадения, и прикажите сделать осмотр прочим магазейнам в той стороне, и на каторгу сошлите тех, кои у меня морят солдат, заслуженных и в стольких войнах храбро служивших. Нет казни, которой те канальи недостойны". Наконец в июле прибыл от провиантского ведомства ревизор; вместе с назначенным от Суворова генералом он освидетельствовал карасубазарскую муку, признал ее негодной и поехал для ревизии в другие места. Неизвестно, были ли наказаны преступники, но польза от осмотра магазинов не подлежит сомнению.

В декабре Суворов отдает приказ обер-провиантмейстеру Боку, что хлеб хранится без крыш и гниет, а потому сейчас же сделать покрышки, хлеб освидетельствовать и порченый запретить к отпуску. Турчанинову он сообщает, что нельзя держать провиант в буртах, что "пролитое полным не бывает, и надо только принять меры к предохранению от зла". Зная, что за спинами мелких воришек хоронятся крупные воры, и у них бывают могущественные покровители, Суворов надеется на Государыню.

После жалкого исхода первой кампании против Франции, в начале 1793 произошли два события: казнь несчастного французского короля и объявление Французской республикой войны Голландии и Англии. Первое усилило в Европе ужас к французской революции и укрепило коалицию морально, второе усилило ее материально. Казнь Людовика ХVI произвела удручающее действие при всех дворах, в том числе Петербургском: негодование, горе наложили на него печать. Екатерина была крайне смущена и несколько недель не выходила. Смелость Французского революционного правительства, не боявшегося сплотить против себя всю Европу, граничила с безумием; вначале этот дерзкий вызов как бы нашел оправдание в успехах Дюмурье в Голландии, но потом стали брать верх союзники. Австрийцы с принцем Кобургским, генералом Клерфе и молодым эрцгерцогом Карлом несколько раз разбили неприятеля и завладели на его территории важными укрепленными пунктами - Валансьеном и Конде.

Суворов, внимательно следивший за ходом французской революции и ее войнами, написал Кобургу поздравительное письмо. Принц в ответе благодарит за доброе слово, вспоминает общих знакомых, сообщает новости, что Валансьен сдался после штурма внешних укреплений "на манер храбрых русских", называет Суворова "профессором, вспомнившим своего ученика", пишет, что ему приходится только возиться с крепостями и что идея двинуться на Париж пока оставлена, "особенно потому, что херсонский губернатор не с нами".

Командование коалиции не отличалось решимостью, и Кобург сказал голую правду, сознавшись в недостатке того, что принес бы с собой "херсонский губернатор". В ноябре Кобург снял осаду Мобежа и отступил за Самбру, на зимние квартиры. На среднем и верхнем Рейне результат кампании был такой же, особенно из-за несогласия между австрийцами и пруссаками, да и на границах Италии год закончился успехом французов.

Еще несчастнее для союзников был следующий 1794... Сначала дело шло недурно, потом с переменным успехом, но окончание было не в их пользу. В Нидерландах Кобург проявлял все более свою неспособность. Крепости опять перешли в руки французов, и осенью австрийцы вынуждены были уйти за Рейн. Герцог Йорк был ни более умелым, ни более счастливым, и в конце концов Голландия принуждена была заключить с Францией союз, приняв республиканский строй, с названием Батавской республики. На Рейне французы тоже одолели; австрийцы с пруссаками к осени отступили, и у союзников остался на левом берегу один Майнц. Не более счастлива была коалиция и в Италии.

Еще в 1792 в Петербурге носились слухи о вступлении России в коалицию; после смерти Людовика XVII они стали упорнее. Суворов тревожился, забрасывал Хвостова, а отчасти и Турчанинова, письмами. Турчанинов, получив в 1793 еще другое назначение, переписывался с ним меньше, а Хвостов поступал неумело, как и доныне.

Повторялось то же, что в Финляндии. В начале 1793 он пишет Хвостову: "если продолжится с французами, я волонтер на кампанию. В свое время приуготовляйте мне краткий отпуск в Петербург; о волонтерстве не открывайтесь, а сондируйте... Быть волонтером при дружеских армиях, по рангу моему неприличности нет, таковыми бывают и владетельные особы, и ежели б можно было приобрести обычай или возможность - отбыть в текущее летнее время, как у немцев будет огромная кампания, то бы я не дожидался и зимы".

Дождаться до зимы у него не хватило терпения. Уже в приведенном письме он предупреждал Хвостова о необходимости занять денег, а в июне Курис пишет Хвостову о займе уже положительно и требует скорейшей присылки документов. т.е. копий с разных полученных Суворовым рескриптов и грамот. В том же месяце Суворов шлет Государыне просьбу об увольнении его волонтером к союзным войскам, "по здешней тишине", на всю кампанию, с сохранением содержания, и о том же пишет Зубову, поясняя, что давно без практики.

Суворов не истолковал отказа в невыгодную для себя сторону. В сентябрьском письме к Хвостову читаем: "одна милосердная Монархиня меня в отечестве задержать благоволила." Два-три месяца спустя он сознавался, что "последствия Измаила гнали его заграницу, и не надежда его удержала, а дочь", которая еще не пристроена. Он продолжал внушать Хвостову, что если при войне не будет назначен командующим армией России" без малейших препон", то непременно уедет заграницу. Он сдержал слово. В 1794, при войне с Польшей, опять-таки не у боевого дела, Суворов послал 24 июля Государыне прошение: "Всеподданнейше прошу всемилостивейше уволить меня волонтером к союзным войскам, как я много лет без воинской практики по моему званию". Тогда же он послал Хвостову доверенность на заем у частных лиц 11,000 рублей и написал Зубову, прося содействия.