Александр Пертушевский - Генералиссимус князь Суворов

Узнав, что Суворов, находившийся в Кобылке, не соединился еще с Дерфельденом, Вавржецкий решил его атаковать, но Макрановский, Зайончек и Ясинский его отговорили, объясняя, что солдаты обескуражены и изнурены, лошади обессилены, местность в Кобылке неблагоприятная и т. п. Вавржецкий послушался. Он хотел разделить в Праге начальствование между Макрановским и Зайончеком, но первый отказался, ибо не верил в успех. Готовясь против своей воли к делу, в которое не верил, главнокомандующий велел президенту города оповестить пражских жителей, чтобы оставляли дома и выезжали из Праги. Варшавская чернь волновалась; в народе говорили, что преемник Косцюшкин - враг гласности, что он "диктатура арбитральная". Вавржецкий потребовал, чтобы к нему был приставлен особый военный совет, но и это никого не успокоило. Мутил Колонтай, недовольный ни Вавржецким, ни верховным советом, в котором он не имел уже влияния, а играл роль всеобщего пугала. В это критическое время, когда требовалось больше дела и меньше слов, он предложил проект об усилении совета новыми членами и основал клуб "для поддержания революции и краковского акта". Вавржецкий объявил ему, что никакой новизны против Косцюшкиного времени не допустит. Колонтай стал требовать, чтобы Вавржецкий принял от народа депутацию с жалобой на верховный совет и на управление вообще; Вавржецкий отвечал, что с народом не будет иметь никаких сношений помимо установленных властей. Колонтай пустил слух, что будет объявлено равенство, и чернь стала собираться у дворца. Вавржецкий поскакал туда и разогнал сборище.

Вся эта сумятица происходила накануне кровавой катастрофы, которая назревала без шума и надвигалась как туча на небосклоне. Когда проводилась большая русская рекогносцировка под Прагой, польский главнокомандующий потребовал из Варшавы 10,000 вооруженных, но пришло только 2,000. Не желая ограничиваться канонадой, а рассчитывая действовать против рекогносцировки активно, он послал двух офицеров на кобылкский тракт для разведки. Но к нему приступили генералы с советом ничего не предпринимать, ибо в ближнем лесу подозревали засаду. Вавржецкий опять согласился. Вследствие ли излишней его мягкости, или по особенностям польской военной среды революционной эпохи, когда могли импонировать лишь такие авторитеты, как Косцюшко, но внутренняя жизнь польской армии носила на себе печать чего-то гражданско-республиканского. Совсем не то было в русской армии, и контраст этот сказывался во всем. Особенно велик он был между главнокомандующими.

Подготовка к штурму в русской армии была окончена; выбраны в полках стрелки, назначены рабочие, роздан шанцевый инструмент. Приказ прочитан в полках вечером 23 числа трижды, чтобы каждый солдат его запомнил.

Полкам строиться в колонны поротно, стрелки и рабочие впереди, под началом особого офицера. У рабочих ружья через плечо на ремне. Идти в тишине, подойдя к укреплению, кидаться вперед, бросать в ров фашинник, спускаться, приставлять к валу лестницы, а стрелкам бить неприятеля по головам. Лезть шибко, пара за парой, товарищу оборонять товарища; коли коротка лестница, - штык в вал, и лезь по нем, другой, третий. Без нужды не стрелять, а бить и гнать штыком; работать быстро, храбро, по-русски. Держаться своих, от начальников не отставать, фронт везде. В дома не забегать, просящих пощады щадить, безоружных не убивать, с бабами не воевать, малолетков не трогать. Кого убьют - царство небесное; живым - слава, слава, слава.

Кроме этого, Суворов дал инструкцию Ферзену. В ней указывается: при малейшем сопротивлении атаковать и действовать наступательно, не давая опомниться, а если неприятель стоит спокойно на месте, то прежде окружить его конницей. Кричать ему: згода, пардон, отруць брон (бросай оружие); кто послушается, так отделять, давать им свободу и снабжать паспортами; кто вздумает обороняться, тех бить. Операцию вести быстро, действовать холодным оружием, принуждать к сдаче и не отдыхать, пока все не будут забраны; о ходе дела доносить записками через каждые 3 часа.

Прага, обширное предместье Варшавы, расположена на правом берегу Вислы, имеющей тут значительную ширину. Прага соединялась с Варшавой длинным мостом (другой находился ниже города) и была населена почти исключительно евреями. Мост прикрывался небольшим укреплением; сама Прага была обнесена земляным валом, а в версте от него тянулся длинный ретраншамент, над возведением и вооружением которого и работали варшавские жители всё лето. Между ретраншементом и валом стояли лагерем польские войска. Внешняя укрепленная линия имела вид почти прямого угла. Она начиналась от берега Вислы, против небольшого острова ниже города, направлялась к востоку на две с половиной версты, до песчаных холмов, где поворачивала к югу и тянулась четыре версты до болот Саской Кемпы; остальная узкая полоса до Вислы была защищена тремя батареями. Ретраншамент этот, проектированный и возведенный искусными инженерами, прикрывался местами передовыми отдельными укреплениями и был усилен искусственными преградами, в том числе рядами волчьих ям. Особенно сильно был укреплен исходящий угол, где сходились оба фронта: он имел два крепкие кавальера, один из них кирпичный. На укреплениях находилось свыше 100 орудий, большей частью крупного калибра; оборона усиливалась батареями той стороны Вислы, а левый фланг пражского ретраншемента обстреливался еще и с острова, у которого примыкал к берегу реки.

Такую позицию можно бы назвать недоступной для открытой атаки корпусом, едва имевшим 25,000 человек, в том числе больше трети кавалерии, и с артиллерией, числом орудий и калибром уступавшей неприятельской. Но на стороне русских был резкий перевес в главном элементе победы, в высшем предводителе, а затем и в войсках. Закаленные в боях и победах русские полки, уверенные в себе и в начальнике, представляли силу, далеко превышавшую число рядов. Нельзя сказать то же про поляков. Бесспорно храбрые, одушевленные любовью к родине, они вынесли уже много ударов; нравственная сила их надломилась, прокралось уныние, и с каждым днем усиливалось желание окончить тяжелую, неравную борьбу. Первоначальный состав польской армии изменился; число дисциплинированных, обученных и хорошо вооруженных солдат значительно убыло. Стали легче сдаваться в плен, больше дезертировать. Все это видно из донесений Суворова. Он принял правилом отпускать по домам, снабдив паспортами тех, кто сдался добровольно. Под Кобылкой таких оказалось половина. Он доносил оттуда Румянцеву, что косиньеры бегут, кто только может; от одного Макрановского ушло за Буг свыше 1,500. В день перед пражским штурмом, 23 октября, в русский лагерь перебежало больше ста человек. В Варшаве, по словам Вавржецкого, было много генералов и офицеров без войск - тоже признак дезорганизации армии.