Том 5. Литература XVIII в.

Это были сценически и художественно довольно слабые пьесы, по форме повторявшие французские образцы (Вольтера). При этом, однако, заслугой Бешенеи была их проблематика: столкновение низкой жестокости и благородства, деспотизма и свободолюбия, облеченное в весьма современные венгерские одежды. В «Трагедии Ласло Хуняди», приводившей на память много раз повторявшиеся несправедливости венгерской истории (упомянем преданного и изгнанного Ракоци), эта злободневная проблематика лежала на поверхности. Но и в «Трагедии Агиса» она легко угадывалась: на род Спарты, как и венгры, буквально стонет и ропщет под бременем королевских поборов, требуя сжечь долговые грамоты. Правда, царь Леонид, это олицетворение милостиво просвещенного «йозефинизма», вопреки дурным советчикам облегчает участь подданных. Но зато Агис, вставший было на сторону народа, тут же от него отшатывается — совсем в духе того своекорыстного венгерского дворянства, которое противилось королевской власти только ради своей выгоды. Да и в разумной строгости Леонида, жертвой которой в конце концов падает буйный бунтарь Агис, прозрачно проступает классически расчетливая политика Габсбургов в отношении Венгрии: расколоть венгерское крестьянство и дворянство, в опасный для себя момент повернуть одно против другого.

Как свидетельствует неоконченное сочинение о государстве «Путь законов» (1778), Бешенеи уже во второй половине 70‑х годов сделал в своих политических воззрениях шаг вперед. Идеалы просвещенного абсолютизма кажутся ему теперь лишь «идейной западней». «Человек родится свободным», — вслед за Руссо и Локком утверждает он, провозглашая равенство всех перед законом, но угадывая гибельные для человека последствия частной собственности и в этом идя даже дальше своих учителей. Идеи национального и социального равноправия Бешенеи развил и конкретизировал в своих многочисленных «прокламациях» 1777–1781 гг. («Венгерский наблюдатель», «Мадьяры», «Скромное намерение» и др.) применительно к делу народного образования.

Бешенеи — решительный сторонник светского образования. Резко ополчался он против старой школы с ее зубрежкой Библии и римского права, а в нравственном воспитании и просвещении умов отдавал предпочтение изящной словесности на своем родном языке, обращенной к нужным, близким и интересным читателю предметам. «Ни одна нация не созидала еще наук на чужом языке, только на своем». Но он не впадал в грех национальной ограниченности, подчеркивая, что культура других народов — зеркало, где нация может узреть «и силу свою, и слабости». Считая культуру и науку первейшим орудием национальной эмансипации, а главным ее двигателем — дворянство, Бешенеи вместе с тем желал вовлечь в общественный и духовный прогресс «людей самого простого положения и звания сообразно единственно с их дарованиями». Он был поборником женского равноправия, равной доступности образования для дворян и для крестьян.

И философские принципы Бешенеи принимают более радикальное направление именно в эту пору. В сборнике статей «Всякая всячина» (1779) и в других работах он в основных гносеологических вопросах заявляет себя в конечном итоге материалистом; признает опыт единственным источником всякого знания, а материю — вечным субъектом движения, связывая с ее существованием и развитием также и разум, саму способность мышления. Возрастает и изобразительная сила Бешенеи — художника. В его комедии «Философ» почти «фонвизински» пластично рисуются типы и нравы тогдашнего венгерского дворянского общества.

В 1782 г., лишенный содержания смотрителя и хранителя библиотек (из лейб — гвардии он уволился раньше), Бешенеи вынужден был покинуть Вену и поселиться в глуши, в своем венгерском имении. С этого времени начинается постепенный спад в его творчестве, связанный с общим культурно — политическим регрессом: после 1790 г., когда умер Иосиф II, Габсбурги, напуганные французскими событиями, повернули к реакции. К тому же за Бешенеи как за человеком опасного направления мыслей бдительно следила цензура. Рукописи его большей частью оставались неопубликованными. Угнетаемый своим одиночеством, цензурными и политическими стеснениями, он с 1804 г. совсем перестает писать.

Но даже в ту трудную для венгерского Просвещения пору, несмотря на политический гнет и окрашивающий новые произведения Бешенеи скепсис, он оставался верен себе. Из его большой философской поэмы «Мир природы» (1799) цензор, например, с возмущением цитировал в своем отзыве строки о том, что религия — всего лишь утешительная иллюзия бедняков. В социально — утопическом романе «Путешествие Таримена» (1804) Бешенеи остроумно критиковал религию, церковь и нравы сословно — кастового общества, а в философском труде «Искания разума» (1804) вновь заявил себя сторонником материалистического монизма.

Неудивителен в свете этого и его вызывающе смелый для того времени шаг: Бешенеи завещал похоронить себя без церковных церемоний.

Рядом с классицизмом существовал в Венгрии сентиментализм. Это течение представляли поэты Пал Анёш (1756–1784), в творчестве которого сентименталистские элементы выражали не в последнюю очередь протест против рационалистической линии Просвещения, навязываемой Венгрии, как ему казалось, извне; Габор Дайка (1769–1796), чья лирика, полная мятущихся, неудовлетворенных чувств, утверждала право на личное счастье и свободу; прозаик Йожеф Карман (1769–1795). Основав за год до смерти литературный журнал («Урания»), Карман публиковал в нем статьи и рассказы в соответствии со своей, продолжавшей Бешенеи, программой — пробуждать сознание нации и насаждать духовную культуру.

Главным произведением Кармана — и одновременно основным памятником венгерского сентиментализма — был его роман в письмах «Фанни» (1794–1795). Напоминающий гетевского «Вертера», роман этот повествовал о страданиях и гибели молодой девушки, напрасно ищущей счастья в мире косной феодальной морали. На фоне более слабых, отвлеченно — рационалистских произведений эпохи роман Кармана выгодно выделялся тонким психологическим рисунком, мастерскими описаниями природы, которая гармонирует у него с душевным состоянием действующих лиц.

Сентиментализм, однако, не занял сколько — нибудь видного места в венгерской литературе, и его морально — эстетические требования (свобода чувства, эмансипация личности) развили затем романтики.

В 90‑х годах Габсбурги (Франц I) начали решительно искоренять в Венгрии «заразу Просвещения» — прежде всего в ее политическом выражении. За участие в «якобинском» движении — республиканском заговоре 1795 г. — были казнены его руководитель, естествоиспытатель и философ Игнац Мартинович (1755–1795), законовед радикального, даже революционного образа мыслей Йожеф Хайноци (1750–1795). В тюрьме погиб талантливый поэт — руссоист Ласло Сентйоби (1767–1795). Много лет провел в тюрьме за участие в этом заговоре поклонник Бешенеи и Французской революции, основоположник венгерской политической лирики Янош Бачани (1763–1845). Ту же участь претерпели автор венгерского перевода «Марсельезы» Ференц Вершеги (1757–1822), писатель и филолог Ференц Казинци.