Ричард Пайпс - Струве: правый либерал, 1905-1944. Том 2

Парадоксально в данном случае то, что симпатии присутствующих в конечном счете сработали против Струве. Через два дня после защиты Речь поведала о слухах, что некоторые профессора юридического факультета предложили по итогам защиты представить Струве не магистерскую, но сразу докторскую степень. Факультет, однако, отклонил такое предложение, «опасаясь подозрения в симпатиях к диссертанту как политическому деятелю» [111].

После всех неприятностей, пережитых в Москве, Струве решил защищать докторскую диссертацию в другом университете, остановив свой выбор на Киеве. Это событие, состоявшееся накануне Февральской революции (17 февраля), прошло гораздо более достойно [112]. Вновь аудитория была многочисленной и благожелательно настроенной; критика также высказывалась, но на сей раз она оказалась корректной и конструктивной.

Диссертация, которую Струве выдвинул на соискание ученой степени доктора политической экономии и статистики, представляла собой вторую часть первого тома «Хозяйства и цены». После кратких вступительных замечаний, в которых Струве рассказал, как двадцатью годами ранее разочарование в экономических концепциях сначала Рикардо и Маркса, а потом и субъективной школы, подтолкнуло его к формулировке собственной теории (#521), слово было предоставлено официальным оппонентам. А.Д. Билимович ограничился похвалами в адрес диссертанта; в частности, особо он выделял тот вклад, который Струве внес в экономическую теорию, заменив понятие «производство» понятием «приобретение». Второй оппонент, К. Г. Боблый, оказался более критичен. Он считал, что работа плохо структурирована, и сожалел о том, что явная спешка, с которой она компоновалась, снизит ее влияние. Были высказаны также и критические замечания содержательного порядка. Вопреки утверждениям диссертанта, Боблый полагал, что не только доход зависит от цены — между двумя феноменами существуют отношения взаимозависимости. Предложенную Струве классификацию доходов он назвал недостаточно продуманной. Далее, оппонент считал, что Струве преувеличивает значение бухгалтерского учета как инструмента анализа экономических процессов. Но в целом, заключил Боблый, исследование Струве стало заметным вкладом в развитие экономической мысли. После того как высказались еще два специалиста (В.А. Косинский и Е.В. Спекторский), ученый совет единодушно проголосовал за присуждение Струве искомой степени.

Состоявшийся в 1913 году выход первого тома «Хозяйства и цены» широко комментировался в газетах и журналах. Часть первая второго тома, появившаяся накануне революции, удостоилась гораздо меньшего внимания.

Наиболее серьезным критиком этого сочинения выступил давний соперник Струве за звание ведущего экономиста России, его старый друг Туган-Барановский. На публикацию первого тома он откликнулся дважды: сначала в краткой газетной заметке, а затем в большой журнальной статье [113]. Но прежде чем изложить его воззрения на экономическое творчество Струве, необходимо хотя бы коротко остановиться на личных факторах, которые, вероятно, сыграли свою роль в формировании позиции этого ученого. Несмотря на то, что сегодня он известен гораздо шире, с точки зрения просвещенных современников Туган-Барановский не только стоял ниже Струве с интеллектуальной точки зрения, но и был ученым, который напрямую заимствовал большинство своих теоретических идей из разработок Струве. Для характеристики взаимоотношений этих двух ученых, складывавшихся в 1890-е годы, когда оба являлись ведущими пропагандистами марксистской экономики в России, типична следующая оценка: Туган-Барановский, писал один из критиков, «гораздо менее разносторонний и интересный ум, чем П.Б. Струве… и он в идейно-общественных битвах 90-х годов выступал оруженосцем этого последнего» [114]. Суждения такого рода помогают понять, почему в 1917 году именно Струве, экономист по совместительству, а не Туган-Барановский, полноценный профессионал, был отмечен Академией наук как единственный специалист в экономической сфере. Положение Туган- Барановского усугубляло и то, что он оказался мишенью почти неприкрытых обвинений в плагиате. В 1903 году, к примеру, обозреватель одного из его эссе по марксистской экономике без обиняков утверждал, что свои главные идеи автор заимствовал у Струве, просто реализовав исследовательскую программу, намеченную последним несколькими годами ранее [115]. Та же злосчастная судьба постигла и главный труд — magnum opus — Туган-Барановского, книгу «Основы политической экономии», ибо в данном случае комментатор вновь обратил внимание на сходство ее центральных положений с марксистскими статьями Струве (особенно #83 и #90): «эти идеи отзываются чем-то знакомым», «читатель невольно будет поражен сходством, доходящим едва ли не до тождества» [116]. Струве, который до того момента хранил молчание, теперь тоже решил высказаться. В рецензии на «Основы…» он заявил, что не собирается обвинять автора в открытом плагиате, но тем не менее считает нужным заметить, что Туган-Барановский систематически игнорировал его «работы в области политической экономии, которые ему были хорошо известны»; далее Струве поддержал мнение тех комментаторов, которые полагали, что главные теоретические труды этого ученого представляли собой реализацию сформулированной Струве еще в 1899 году «программы критической переработки Маркса» [117]. Естественно, слава далеко не первоклассного интеллектуала и плагиатора не могла не задевать Туган-Барановского и наложила свой отпечаток на оценку, выданную им очередному шедевру Струве.

Туган-Барановский приветствовал выход в свет первого тома «Хозяйства и цены». В этом событии он усмотрел свидетельство того, что русская экономическая мысль, традиционно остававшаяся послушной ученицей западной науки, наконец-то повзрослела. Он отдал должное — хотя, может быть, чуть-чуть иронично — широчайшей эрудиции Струве: «Чего только он не знает и какие только книги не цитирует!» Но вместе с тем работа показалась ему исключительно плохо структурированной: по мнению рецензента, она напоминала беспорядочное скопище научных работ, собранных под одной обложкой, ни одна из которых не доведена до конца, а некоторые противоречат остальным. Он заметил, что Струве присуща дурная привычка отвлекаться от одной научной проблемы ради какой-то другой, только что подвернувшейся под руку, причем в итоге ни одна из проблем не доводится до ума. В качестве образца подобных беспорядочных и беглых изысканий он цитировал презрительные выпады Струве в адрес теории «предельной полезности», не подкреплявшиеся какими бы то ни было основательными аргументами.