Ричард Пайпс - Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1

Основной удар своей критики Ленин направил на «объективизм» Струве, под которым тот подразумевал необходимость проверять ценность любой идеи тем, насколько она соответствует объективной реальности. В своей книге Струве отмечает, что, подобно основной части интеллигенции, «народники» представляют интересы определенного общественного класса, но эту мысль он высказывает как бы походя, не дав себе труд уточнить, что это за интересы и что это за класс. В целом же книга Струве представляет собой экскурс в историю идей, а не в их социологию. Но Ленину сопоставление идей с реальностью представлялось пустой потерей времени: для него подобное занятие было слишком «профессорским». Действительное значение для него имела только одна вещь — соотношение идей с классовой структурой общества. Для него суть марксизма заключалась исключительно в том, чтобы раскрывать классовое содержание любой идеи: «…материализм включает в себя, так сказать, партийность, обязывая при всякой оценке события прямо и открыто становиться на точку зрения определенной общественной группы» [261]. И марксизм не имеет ничего общего с теми идеями, которые приписывает ему Струве: «гегельянством, “верой в обязательность для каждой страны пройти через фазу капитализма” и многим другим чисто уже нововременским вздором» [262]. Здесь Ленин высказывает интересную мысль, скрытый смысл которой, видимо, ускользнул от его современников. Все марксисты знали о том, что идеи связаны с классовыми интересами, но до Ленина никому из них не приходило в голову смотреть на эту связь через призму убеждения, что реальное значение имеет не то, истинна данная идея или нет, а то, чьей выгоде она служит. Одним из нескольких непосредственных следствий такого взгляда на вещи стала готовность спорящих любые интеллектуальные разногласия переносить на личную почву, а все личные раздоры вставлять в идеологические рамки. Совершенно очевидно, что высказанный Лениным взгляд на вещи содержит в себе базовый элемент контроля над мышлением и, кроме того, лежит в основе большей части тоталитарных интенций.

Руководствуясь собственной концепцией марксизма, Ленин предпринял попытку дополнить данную Струве «объективную» оценку «народнической» теории социоэкономическим анализом ее классового содержания. Согласно Ленину, «народники» выражают интересы мелкой буржуазии, в силу чего защищают они вовсе не натуральное хозяйство, как это утверждал Струве, а мелкого производителя.

Ленин не упустил ни одной возможности продемонстрировать свою непоколебимую лояльность Марксу, точнее, тому, что он под этим понимал. Гордившемуся своей интеллектуальной независимостью Струве он с неменьшей гордостью противопоставил полное принятие «всего» Маркса [263]. Однако то, каким образом он критиковал Струве за обнаружение в марксистской философии метафизических элементов, вызывало сомнение в его собственной способности различать «диалектическую» и прямолинейную, или «вульгарную», формы материализма. «С точки зрения Маркса и Энгельса, — утверждал Ленин, — философия не имеет никакого права на отдельное самостоятельное существование, и ее материал распадается между разными отраслями положительной науки» [264]. Выговорил он Струве и за его позицию в отношении государственности и перенаселения. Проводя анализ аграрного кризиса, Ленин принял сторону Даниельсона. Перенаселенность в России, писал он, возникла благодаря капитализму, развитие которого привело к сокращению числа индустриальных рабочих и тем самым вызвало безработицу, а не по причине, как утверждал Струве, недостаточно капитализированного сельского хозяйства [265]. Ленин согласился с Даниельсоном и в том, что капитализм разорил крестьянство.

Критика Ленина была наступательна, педантична и умышленно банальна. Наивысшей моральной ценностью объявлялась «ортодоксия», а интеллектуальная независимость представлялась симптомом духовной коррупции. Обсуждение велось в благожелательном, но этаком непреклонно-богословском тоне — именно в таком тоне в христианстве принято предостерегать собратьев от впадения в ересь.

Личные беседы между Струве и Лениным, начавшиеся в январе 1895 года и продолжавшиеся до лета, оказали сильное, хотя и временное влияние на них обоих. Под нажимом Ленина Струве сдвинулся влево — от либерального социализма к более ортодоксальной ветви марксизма, тогда как Ленин, в свою очередь под давлением Струве, сдвинулся вправо — от смешения якобинства и социал-демократии, характерного для него с 1892 года, к собственно социал-демократии [266]. В ходе этих бесед они образовали нечто вроде политического альянса, базирующегося (согласно воспоминаниям Струве) на том, что их объединяло — противостоянии «народничеству», убежденности в том, что Россия должна пройти через фазу капитализма, и постановке во главу угла борьбы за политическую свободу [267].

То, что Струве начал двигаться «влево», видно из его статьи «Моим критикам», написанной весной 1895 года и опубликованной в сборнике Потресова [268]. Эта статья была ответом рецензентам «Критических заметок». В ней Струве больше не пытался улучшить Маркса. Наоборот, коротко оговорив свою неудовлетворенность марксистской философией, он заявил о согласии со всеми основными доктринами марксизма. В ходе подробного обсуждения проблемы перенаселения он воздержался от цитирования Мальтуса [269]и от воспроизведения своих утверждений относительно позитивной функции государства и ценности социальных реформ. «Народников» он определил как представителей «мелкой буржуазии», и все время подчеркивал значение классовой принадлежности или партийности — именно на этом пункте сосредоточилась основная часть ленинской критики его книги. Даже определение капитализма, данное Струве в этой статье, выглядело более ограниченным и близким к тому, что думал по этому поводу Ленин. Разъясняя смысл заключительного предложения своей книги, Струве сосредоточился в основном на том, что капитализм развивает классовое сознание, оставляя в стороне его роль в развитии культуры [270]. Все в этой статье свидетельствует о том, что Ленин вовсе не преувеличивал, когда, спустя десять лет, пытаясь оправдать свое временное партнерство со Струве, утверждал, что благодаря этому партнерству Струве существенно «полевел», то есть стал большим ортодоксом [271].

В свою очередь, Струве немало сделал для того, чтобы побудить Ленина освободиться от остатков народовольческой идеологии и принять основной принцип социал-демократии — необходимость объединения всех видов оппозиции, включая буржуазию, для борьбы с режимом самодержавия за политическую свободу в России [272]. Ко времени своего отъезда в Западную Европу летом 1895 года Ленин уже немало продвинулся в этом направлении. В Женеве же он окончательно «перековался». Аксельрод разъяснил ему принцип пролетарской «гегемонии», заключающийся в том, что социал-демократы должны были организовать и повести за собой все силы в России, заинтересованные в свержении царизма. Выслушав аргументы Аксельрода и Плеханова, Ленин понял, что его «книжная» и «абстрактная» позиция по отношению к буржуазии была ошибочной [273].