Ричард Пайпс - Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1

Слухи о происшедших в Обществе переменах моментально распространились по столице, и студенты толпами ходили смотреть на то, как двадцати пяти летний Струве устраивает словесные дуэли с признанными академическими авторитетами. В наше время практически невозможно представить себе, насколько завораживающе действовали на присутствующих устраиваемые им сцены, так как при обычных обстоятельствах обсуждавшиеся на этих собраниях темы могли бы заинтересовать только профессиональных экономистов [290]. В те дни, когда ожидалось выступление Струве, зал бывал настолько переполнен студентами, что постоянные участники собраний с трудом находили себе место. Аплодисменты и одобрительные крики студентов сопровождали буквально каждую реплику, исходящую из уст их идола, побуждая его превышать даже ту немалую степень резкости, которую он, в силу своего страстного темперамента, и так готов был выплеснуть в аудиторию. Когда Струве, например, начинал высказываться по поводу биметаллизма, студентки доходили просто до неистовства, а во время его рассуждений о ценах на хлеб начинали падать в обморок. Столь бурная реакция объяснялась, прежде всего, абсолютной новизной происходящего, заключавшейся в том, что вопросы, относящиеся к области национальной политики, так откровенно обсуждались на открытом для всех и разрешенном властями собрании. Аудиторию буквально наэлектризовывал уже один тот факт, что они слушают оратора, публично критикующего правительство.

Одна из самых острых дискуссий с участием Струве состоялась на двухдневной сессии собрания 1/13 и 2/14 марта 1897 года, посвященной обсуждению незадолго до этого вышедшей книги, в которой анализировалось, каким образом низкие цены на хлеб сказываются на национальной экономике [291]. На сей раз две противостоящие друг другу экономические школы, каждая из которых имела свою точку зрения на дальнейшее развитие российской экономики, причем одна была уже сложившейся и признанной, а другая — складывающейся и жаждущей признания, сошлись в прямом и открытом поединке. Это был поединок между поколением юных и поколением старших: Струве и Туган-Барановский, лидеры санкт-петербургских социал-демократов, против А. И. Чупрова и традиционалистов, придерживающихся доктрины особого пути. Зал, в котором проходило собрание, был битком набит слушателями.

Книга, давшая повод для этой дискуссии, была подготовлена по заказу министерства финансов группой известных экономистов и статистиков, которых возглавлял Чупров. Перед авторами книги была поставлена задача — собрать и должным образом скомпоновать те факты и доказательства, которые опровергли бы обвинения, выдвигаемые в адрес министерства как радикалами, так и консерваторами, что проводимая этим министерством проиндустриальная политика ведет к разорению крестьянства. В своей работе Чупров и его коллеги исходили из того, что российское сельское хозяйство преимущественно базируется на натуральном способе производства, при котором крестьяне сами обеспечивают себя запасами продовольствия. Это положение они обосновывали тем фактом, что на рынок поступает в общей сложности не более 1 /3 производимой в стране сельскохозяйственной продукции. В этой ситуации, заключали авторы книги, низкие цены на хлеб выгодны для крестьян, поскольку те из них, кто имеют дело с рынком, гораздо чаще выступают в качестве покупателей, чем продавцов.

Понятно, что Струве не мог выдержать спокойный тон по отношению к тому хвалебному гимну отсталости российского сельского хозяйства, который содержала эта книга; критика, которую он на нее обрушил, была необычайно резкой даже для него. По его мнению, Чупров и его коллеги основывали свои рассуждения на абсолютно ложной посылке:

«Для меня вполне понятна высказанная здесь резкая критика вывода, якобы статистического, что на рынок поступает от 1/4 до 1 /3 части всего годового урожая хлеба, а остальное потребляется в пределах самих хозяйств, и что поэтому Россия есть страна по преимуществу натурального хозяйства. Я считаю этот вывод чисто фантастическим, совершенно аналогичным следующему выводу: положим, мы знаем количество масла, производимого и потребляемого на душу в известной местности, напр., в Дании. Помножив оба количества на число жителей этой местности, мы получим известный избыток производства над потреблением. Но неужели на основании этого факта мы заключим, что всякий житель Дании — самостоятельный и независимый маслодел? Руководствуясь подобным методом, можно доказать, что и в Северной Америке господствует натуральное хозяйство» [292].

Но раз изначальная посылка Чупрова неправильна, то и сделанные им практические выводы тоже неправильны. Неправда, восклицал Струве, что большинство крестьян производят достаточное для своих нужд количество продовольствия и что крестьянам выгодны низкие цены: «низкие цены на хлеб… являются тормозом экономической культуры и общественного прогресса» в России. Своим высоким голосом Струве возбужденно выкрикивал: «Да, у нас господствует натуральное хозяйство, но совсем не то идиллическое, которое описывает г. Чупров… а натуральное хозяйство, тесно связанное с продажей рабочей силы. Рабочая сила прикована к натуральному хозяйству, и потому она от его укрепления и сохранения страдает и деградирует. Она продает себя за самую дешевую цену, она опутана крепостными узами. Все это — несомненные, установленные самими нашими противниками плоды натурального хозяйства и хваленой «экономической самостоятельности». Эта «экономическая самостоятельность» тождественна с злейшей хозяйственной эксплуатацией и правовой приниженностью личности. Еще сегодня с этой кафедры перед вами, мм. гг., весьма красноречиво говорили о приниженности личности и о значении ее подъема. Мы идем лишь дальше, мы исследуем, на каком фундаменте покоится приниженность личности. И мы приходим к выводу, что она неразрывными нитями связана с существующими у нас хозяйственными отношениями, что она покоится на прославленном «натуральном хозяйстве».

Фантастический вывод г. Чупрова гласит, что в России господствует натуральное хозяйство; фактический вывод, которым мы обязаны славному памятнику русской мысли — земской статистике, гласит, что в России господствует натуральная эксплуатация крестьянского труда или, что то же, полукрепостные отношения. Прочное повышение хлебных цен быстро сметет эти отношения. А потому и в этом смысле да здравствуют высокие хлебные цены!» [293]

Присутствовавший на дискуссии корреспондент консервативной газеты Новое время , опубликовавший затем в ней свой репортаж за подписью «Старый джентльмен» (это был А. В. Амфитеатров) не мог не упомянуть о грубости тона, который позволяли себе Струве и Туган-Барановский, причем последнего он назвал «титулованным магистром из «струвистов». О Струве он выразился в том духе, что между ним и «возможностью публично говорить лежит, к сожалению, неодолимое препятствие крайней ненависти, обращающей речь его в ряд истерических выкриков, сопровождаемых совершенно кликушечною жестикуляцией…» [294]