Женщины-легенды

В молитвах вельмож, кроме естественных, заслуженных красотой Нефертити похвал в ее адрес, присутствует немало общепринятых любезностей и низменной лести.

Но все это заметно бледнеет перед вполне искренними признаниями самого Эханатона. В особо важных случаях как самым дорогим в жизни он клянется хвоей любовью к Нефертити и детям. Такие клятвы увековечены в многочисленных надписях, высеченных в скалах вокруг новой столицы страны. Еще более естественными и живыми свидетельствами любви фараона к Нефертити, необыкновенной задушевности их отношений служат многочисленные изображения.

Только одна наружность Нефертити могла очаровать фараона, знавшего ее, по всей вероятности, с раннего детства.

Многое заставляет полагать, что эта любовь возрастала. С годами увеличивается число изображений Нефертити. На этих изображениях она предстает в высокой, небесно-голубого цвета короне. Имя Нефертити постоянно упоминается в самых важных документах общегосударственного значения.

Иногда она сама делает жертвоприношения главному богу реформированной ее супругом религии. Нельзя не обратить внимания на одну довольно необычную сцену: Нефертити запечатлена сидящей на царском троне, в то время когда ее супруг покоится на обычном сиденье.

Многие изображения этой поры свидетельствуют о благополучной семейной жизни Нефертити и Эханатона, их взаимной любви и полной гармонии в личных взаимоотношениях.

Супруги сумели создать идеальную атмосферу в семье, были заботливыми родителями своего многочисленного потомства. Судя по неповторимой теплоте и сердечности общесемейных картин, дочери в равной мере любили как мать, так и отца.

Удивляет поразительная гармония, мягкий ненавязчивый тон и теплота многочисленных для этого времени изображений групповых композиций царственных родителей и их детей, где всех соединяла всеобщая любовь, нежность и трогательное уважение. Непосредственность и естественность, живость чувств детей и взрослых до краев наполняют почти все сохранившиеся семейные изображения.

Не могут не трогать такие детали семейных сцен, когда, например, Нефертити нежно и любовно касается головок дочерей, как дочь по-детски непосредственно радуется подаренным отцом серьгам, Эханатон баюкает маленькую дочь.

В свое время М. Э. Матье обратила внимание на великолепное внутреннее содержание рельефа, на котором «Эханатон, держа старшую царевну на руках, любовно подносит ее к своему лицу; вторая царевна, сидя на коленях Нефертити и повернувшись к ней, показывает рукой на отца и старшую сестру; третья царевна стоит на руке матери и, держась за ее плечо, гладит ей щеку».

Счастье и семейное благополучие зримы и в изображениях сцен обедов и ужинов во дворце. Один из обедов, по всей вероятности, был посвящен приему матери Эханатона, царице Тийе. Перед гостьей, как и возле Нефертити и Эханатона, стоят отдельные столики с плодами, овощами, печеньем. Рядом на особых подставках — сосуды с вином. Нефертити ест жареную птицу, а Эханатон — кусок мяса. На детских стульчиках сидят две дочери Нефертити. Вокруг почтительно стоят придворные, суетится прислуга. Присутствующих развлекает иноземный оркестр и женский хор.

Более интимна сцена семейного ужина. Уже зажжены светильники, на столиках только фрукты и пирожки. Фараон и обе царицы держат в руках чаши с высокими ножками. Три дочери Нефертити взяли в руки фрукты, едят их стоя; вероятно, вскоре они покинут взрослых и разойдутся по своим спальням.

Но сказанное выше совсем не означает, что вся семейная жизнь Нефертити была безоблачно счастливой сказкой. Это благополучие длилось сравнительно недолго, потом наступили суровые годины.

Началось с тяжкой семейной трагедии: почти в детском возрасте умерла одна из шести дочерей — Макетатон. Она была второй дочерью Нефертити. Эту трагедию запечатлели выразительнейшие картины семейного горя.

По словам М. Э. Матье, «издревле на стенах египетских усыпальниц можно встретить изображение горя, постигавшего людей при утрате родных… Однако сцена смерти Макетатон по силе переданных чувств превосходит все, что было и до нее и после; таких образов страдающих родителей мы не найдем нигде».

Это траурное событие запечатлено на нескольких рельефах. На первом из них показаны события первого горестного дня. Маленькое тельце покоится еще дома на деревянном ложе. У ее изголовья замерли родители. Нефертити, еще не верящая своей утрате, прижала ладонь к лицу. Пальцы ее левой руки зажаты левой кистью супруга. Эханатон в горестном исступлении вознес правую руку к небу. Впечатляет группа женщин-плакалыциц, в которой выделяется, вероятнее всего, няня умершей, женщина достаточно почтенного возраста. На пути к почившей любимице ее удерживает молодая девушка-служанка.

Вторая сцена передает другой сюжет. Уже прошло первое бурное отчаяние, мать и отец, сестры умершей в молитвенно-почтительных позах преклонены перед посмертной скульптурой Макетатон.

Начало семейного разлада теряется в потемках «смутного времени», в которое погрузился придворный мир буквально на несколько десятков лет. И эта пора оставила множество письменных и вещественных свидетельств, но они во многих ключевых местах, особенно важных для понимания всего происшедшего, дошли до нашего времени в преднамеренно фальсифицированном виде.

Чьи-то угодливые руки тщательно выскабливали имена одних действующих лиц и вписывали новые. Таких переделок очень много не только в официальных настенных надписях и архитектурных сооружениях, но и в текстах на саркофагах. Современных исследователей не мог не удивить, к примеру, случай, когда в саркофаге, изготовленном для женщины, нашли мумию молодого мужчины.

В придворной среде Вершились дела, о которых, вероятнее всего, не имели представления даже высокопоставленные служилые люди. Значительных политических перемен в столице не наблюдалось. Здравствовали Нефертити и Эханатон, подрастали и взрослели дочери.

В семье появились первые зятья. Продолжали служить приближенные ранее царедворцы. Правда, в придворной среде стали появляться новые люди.

По мнению одного из египтологов, распутать весь клубок взаимосвязанных, но часто тщательно замаскированных и скрываемых, действий и происшествий можно только способами, приближенными к современным детективным расследованиям. Хотя, разумеется, это можно проделать отнюдь не по «горячим следам», ведь речь идет о подробностях событий, отстоящих от нашего времени более чем на тридцать три века.

И если продолжить сравнение современных египтологов со своего рода сыщиками, занимающимися раскрытием государственных преступлений в столь отдаленном прошлом, то далеко не во всех случаях им удается с начала «расследования» пойти по «верному следу». Здесь неизбежны «следственные ошибки», так как сейчас практически невозможно проделать все то, что входит в понятие «следственный эксперимент».