Сергей Сорочан - Ромейское царство [Часть 2]

Наконец, различные рукописи описывали конструкцию астролябии, солнечных и водяных часов — гномонов , клепсидр , гидрологиев . Известно, что в начале VI в. в Газе действовал приводимый в действие водой орологий-«автомата» с изображением двенадцати фигур — подвигов Геракла, которые соответствовали двенадцати часам дневного времени, а в IX–X вв. механические часы на константинопольской Св. Софии каждый час последовательно открывали и закрывали свои двадцать четыре дверки. Вместе с прославленным «троном Соломона» выше этого ромейская механика не поднялась. Впрочем, на латинском Западе потуги такого рода долгое время вызывали восхищение и никем не были превзойдены вплоть до конца средневековья.

В историографии ромеи долгое время лишь подражали греческим классикам, даже тогда, когда стали писать так называемую церковную историю. Но в жанре повествовательной исторической хроники они продвинулись вперед, родив, по сути дела, новое направление, поскольку ранее хроника вообще не воспринималась как литература в античном смысле. Христианская культура превратила эту, если так можно выразиться, «недолитературу» в настоящую литературу. Ритор родом из Сирии, монах Иоанн Малала в самом конце VI в. впервые внедрил в хронику изображение единой истории человечества, которая охватывает все народы, и по его пути пошли прочие средневековые хронисты, не только ромеи, но и латины, славянские, грузинские, армянские писатели.

Особое место среди византийских историков эпохи «темных веков» занимает Феофан Исповедник (ок. 732–818 гг.) — чиновник, позже — монах, летописец, православный святой. Он составил погодное описание византийской истории IV — начала IX вв., поведал о возникновении ислама и взаимодействии Ромейского царства со славянами. Отец Феофана — Исаак был стратигом где-то на севере Ромейского царства. В смутную эпоху иконоборства он сохранил веру в иконы, но в опалу не угодил. Более того, после его смерти василевс Константин V, сам иконоборец, позаботился о воспитании мальчика. Получив образование, Феофан начал делать успешную карьеру при царском дворе, но после 780 г. покинул службу и ушел в монахи в созданный им монастырь Мегос аргос — «Великого поля» в северомалоазийской Вифинии. Он отчаянно шел на конфликты с иконоборцами, смел спорить с самими василевсами, был брошен в тюрьму, а потом отправлен в ссылку, где на эгейском острове Самофракия и оборвалась его жизнь. Вскоре его стали почитать как святого. «Хронография», которую Феофан начал составлять в 811 г., интереснейший, увлекательный, местами уникальный по своей содержательности рассказ, написанный не очень сложным языком, но с тщательным выбором слов и емких фраз.

Следует учесть, что новая ритмическая структура языка ромеев принудила их уже с IV в. начать отказываться от греческой поэзии, точнее, сочинять так, как греческие поэты, говорившие по иному, гораздо более мелодично, чем византийцы. В эпоху Юстиниана I (527–565 гг.) диакон столичной церкви Богородицы, талантливый поэт и гимнограф Роман, получивший у последующих поколений прозвище Мелод — «Сладкопевец», создал неизвестный античности, принципиально новый способ поэтического сложения — многострочный кондак ( греч. контакион), Такие продолжительные «проповеди-песнопения» заполняли промежутки между различными службами, в особенности, в ходе монастырских всенощных бдений — паннихис или агрипний, которые в основном соединяли Вечерни и Утрени, но со временем их статус возрос до уровня составляющих самих служб.

Элементы кондака-контакиона были заимствованы из палестинско-иерусалимской церковной песенной традиции. Недаром, по преданию, сам Роман был обращенным из иудеев. Он был, вероятнее всего, сирийцем по рождению, во всяком случае, родился в сирийской Эмесе (теперь Хомс) и одинаково хорошо владел как сирийским, так и греческим языком. Он получил приличное риторическое образование, рано стал диаконом, а также автором религиозных гимнов и руководителем церковного хора. Такое сочетание было обычным для христианской Сирии VI столетия. Довольно скоро Роман перебрался в Верит (Берит), теперь Бейрут, — крупный административный и образовательный центр византийской Сирии, а затем, при императоре Анастасии Дикоре, то есть до 518 г., оказался в Константинополе, где стал диаконом храма Богородицы в квартале Кира.

Византийская традиция приписывает Роману авторство «тысячи гимнов». Едва ли это соответствует реальности: сохранилось 88 его кондаков, 59 из которых считаются подлинными. Он начинал свои сочинения вступлением — проимионом, а потом нанизывал длинные последовательности строф в одном размере, так называемые икосы — «дома», так что начальные буквы каждой строки составляли акростих, читавшийся вертикально. К слову, любимой акрофразой этого необычного гимнографа являлась своеобразная подпись «От смиренного Романа». Эта был прообраз значка авторского права, и скрыть его было невозможно. Это было также полезным приемом, способствовавшим безошибочному запоминанию кондака, поскольку любая забытая строка должна была бросаться в глаза, когда акростих не складывался.

Некоторые из гимнов Романа Мелода по праву считаются литературными шедеврами. В этом особом кругу кондаки «На Рождество Христово», «Плач Пресвятой Богородицы при Кресте», «На Воскресение». Так, в кондаке «На Рождество Христово» Роман строит повествование вокруг тревожных раздумий Девы Марии, которая только что родила Сына и хочет защитить младенца от всех беспокойств, грядущих извне. Она — центральное действующее лицо, «слагающее все это в сердце своем», таким образом, служит путеводителем, по-гречески психопомпом, для менее посвященных в главное значение различных таинственных событий. В кондаке «На Воскресение» Крест Господень установлен на Голгофе, но его подножие пронзает каменные своды ада. Услыхав звук вторжения, Сатана и Смерть ведут друг с другом встревоженный диалог. Смерть жалуется, что чувствует себя смертельно больной, а Сатана изумляется, почему его многовековые права попраны таким образом, который ускользает от его понимания. В кондаке «На смерть Христову», по сей день являющемся частью богослужения Страстной Пятницы в Православной Церкви (так же как «Кондак на Рождество» составляет значительную часть Рождественского богослужения), Пресвятая Богородица изображена блеющей овечкой. Она матерински кружит по полю, безутешно плача о потерянном ягненке. Современному читателю или слушателю сложнее прочувствовать такой образ, но в ранней Византии он широко воспринимался как трогательный, исполненный пафоса момент, который должен был быть близок даже городскому жителю в пасхальное весеннее время, когда ягнят выбраковывали из стада. И в латинском, и в греческом богослужении Великой Пятницы встречаются образы, ведущие происхождение из бессмертных гимнов Св. Романа: