Сергей Сорочан - Ромейское царство [Часть 2]

Все покоилось на мускульной силе и животной тяге. Грузы, как правило, до полутонны, ромеи перевозили с помощью единственного транспортного средства — амаксы , двух- или четырехколесной повозки, запряженной волами или мулами. При большем весе хомут душил животное, хотя с таким выводом согласные не все византинисты. Для защиты шеи от трения использовали различные приспособления, а упряжь в виде повода и уздечки обычно делали из веревок. Случалось, что при пахоте особенно жирной, вязкой земли, какая была в долине реки Меандра на западе Малой Азии, применяли буйволов, поскольку только они были в состоянии тащить тяжелый плуг, необходимый в таких случаях. А вот лошадь так и не вошла в крестьянское хозяйство. С вьюками, — до IX в. неподкованная, без седла и стремян, — она годилась для езды, но никак не для работы на поле.

Сменялись времена года, за пахотой следовал сбор урожая, за жатвой вновь приходила пахота. Так, размеренно и неторопливо, словно по замкнутому кругу, циклами, протекала жизнь ромейского труженика-земледельца. Ее недвижимая история отбрасывала всё — государство, политику, события.

В ранневизантийский период самые крупные деревни, например, в Египте, могли иметь по пять тысяч обитателей, тогда как маленькие села насчитывали по несколько сот человек. Но чаще всего крестьяне жили в деревне, которая состояла из небольшого количества домов. Так было и в позднюю античность, и в Палеологовскую эпоху. Радолив, одно из крупных сел восточной Македонии, в начале XIV в. насчитывал население около тысячи человек, однако многие другие деревни были гораздо меньше. Постройки жались друг к другу, концентрируясь вокруг одного или нескольких общих колодцев, возле которых любили собираться женщины. Каждый дом имел свой внутренний двор с хозяйственными, подсобными помещениями, площадь которых превосходила жилую часть. Преуспевающие крестьяне жили в двухэтажных, крытых черепицей домах, куда поднимались с улицы по каменной или деревянной лестнице, но большинство удовлетворялось парой жилых комнат под кровлей из посеревшей старой соломы. Археологи называют такие постройки, выполненные их необработанного камня, двухкамерными. Они плохо освещались и еще хуже обогревались.

Территорию византийского сельскохозяйственного производства весьма приблизительно можно разделить на три основные зоны. Во-первых, земля, находившаяся ближе всего к дому и обрабатывавшаяся наиболее интенсивно. Эту землю, используемую для интенсивного садоводства и огородничества, легче всего было удобрять отходами домохозяйства и навозом домашних животных, которых держали близ жилья. Вторая зона состояла из полей, отведенных под пахотное земледелие, являвшееся обычно основным источником благосостояния сельского хозяина. Крестьяне-арендаторы возделывали участки земли, расположенные на различных полях. Хотя это и было дополнительным неудобством с точки зрения траты времени, однако, как и разница зерновых культур, обеспечивало большую степень защиты от болезней зерновых. Наконец, была земля, остававшаяся необработанной либо по причине неплодородия, либо из-за нехватки рабочей силы. Ее использовали под пастбище или в качестве источника сельскохозяйственного сырья. По мере того, как население деревни росло и приходилось вовлекать в сельскохозяйственный оборот земли, находившиеся все дальше от деревни, некоторые крестьяне находили для себя удобным обустраивать новые, меньших размеров поселения, известные как агридии , поближе к земле, которую обрабатывали на отдаленных участках территории деревни.

Наделы пахотной земли — хорафии , отдельные небольшие усадьбы, подсобные хозяйства — кафедры , приусадебные участки — эксофирии находились за пределами обжитого центра деревни, на периферии, как и фруктовые сады, огороды, оливковые, инжирные, ореховые рощи и виноградники, часто огороженные изгородями из кольев. Такие легкие ограждения носили временный характер и после снятия плодов участки становились доступными для выпаса скота. Он собирался в общем стаде- агеле , за которое очень строго отвечал пастух со сторожевыми собаками. Изобличенный в гибели, ранении или ослеплении животного по его вине и с перепугу давши в этом ложную клятву, бедняга жестоко карался отрезанием языка. Каждый платил пастуху пропорционально количеству собственных животных. За ними действительно надо было бдительно приглядывать, ибо оставшись без надзора, они могли свалиться в ров, наткнуться на колья, потравить чужой виноградник, попасть в западню, поставленную кем-нибудь во время сбора плодов, да и в полях и лугах вблизи сел и городов бродили не только травоядные олени, косули и дикие быки-туры, но и самые настоящие хищные звери, знакомые нам лишь по детским сказкам, — медведи, кабаны, лисицы, а особенно волки. На них, как и на зайцев, бобров, ласок, хорьков, диких уток, дроф, ржанок, голубей, охотились, но сама охота рассматривалась отнюдь не как доставляющее удовольствие и азарт популярное увлечение, а как вполне рутинный способ пополнить запасы шкур, меха и особенно пищи, необходимой для выживания. Последней цели служило также собирание диких плодов, ягод, меда диких пчел. Нет сомнений, что человек деревни чувствовала себя гораздо менее защищенным, чем обитатель ромейского города. Разумеется, такие суровые условия существования тела не могли не способствовать огрублению человеческой души и вместе с тем содействовали росту народной набожности.

Едва ли не каждое византийское село имело своего небесного покровителя, которому молились об исцелении болезней, защите от всяких напастей наподобие нашествия саранчи, морозов или засухи, наводнений, чумы. Старинные, дошедшие от дедов и прадедов заклинания призывали оберечь поля и сады, посевы и виноградники, пчел и домашний скот от порчи, гибели. Очистительные формулы, перемежаясь с обращениями к Господу воздвигнуть на защиту небесные силы и заступничество святых, вошли во многие молитвословия о спасении плодов тяжкого крестьянского труда. Так, заботясь о земледелии, обращались преимущественно к заступничеству Св. Трифона, оберегать домашний скот призывали Св. Харлампия или Св. Маманта — «архипастыря», хотя такого рода заклинания и молитвы не получили официального признания Церкви. Зато существовал специальный, переходивший из века в век привычный обряд освящения стада, который заключался в том, что пастух приводил стадо к храму и священник во время богослужения возлагал по середине церкви снятый с вожака этого стада колокольчик. Творя специальные молитвы, он выходил из церкви, чтобы окропить животных святой водой. Не зря многие сельские храмы были освящены во имя Св. Трифона, Св. Маманта, Св. Георгия, Св. Киприана, Св. Модеста и других особо почитаемых крестьянами небесных покровителей.