Евгений Добренко - Поздний сталинизм: Эстетика политики. Том 1

Но в написанных тогда стихотворениях и поэмах ни слова не говорилось о партийном руководстве. Напротив, в стихах, появившихся по следам первых газетных публикаций осенью 1943 года, всячески подчеркивалась самодеятельность героических сыновей и дочерей: «Это было в Краснодоне, / В грозном зареве войны, / Комсомольское подполье / Поднялось за честь страны» (Сергей Островой. Песня о краснодонцах), «Никто не видал их огня и ночлега / В угрюмых потемках немецкого тыла, / Но подвиг Ульяны, геройство Олега / Увидела Родина и осветила» (Семен Кирсанов. Слава сынам комсомола! 14 сентября 1943), «Нет! Пыткой нас не бросишь в дрожь! / Бессмертны алые знамена, / Где есть такая молодежь, / Как комсомольцы Краснодона!» (Василий Лебедев-Кумач. Комсомольцы Краснодона, 16 сентября 1943), «Кишлаки, аулы, села / Слышат славные дела: / Это – сила комсомола / Их на подвиг подняла» (Николай Асеев. Песнь о комсомоле, 29 октября 1943). Те же мотивы в «Песне о Краснодоне» Самуила Маршака (18 сентября 1943), «Слушайте, товарищи» Михаила Исаковского (1943) и др.

Уже тогда, однако, начали возвращаться прежние соцреалистические конвенции. Появляются типичные для довоенной поэзии «тема дружбы народов» («Сколько светлого, живого / В этих честных именах! / Чистый образ Кошевого / Любит дружная страна. // Комсомол Таджикистана / У Памирских вечных гор / Знает Любу и Ульяну, / Как родимых двух сестер. // Средь аджарской молодежи / Песни жаркие звучат / Про Тюленина Сережу / Как боролся храбрый брат») и восточная образность («Кто у нас отнимет солнце? / Кто у нас отнимет свет? / Походить на краснодонцев – / Выше этой чести нет!» (Павел Беспощадный. Честь юности, 1944). К концу 1940‐х годов молодогвардейская тема становится частью актуальной тогда поэзии «борьбы за мир»: «Ты хочешь песен на лугу росистом, / Ты хочешь мира, мира на земле! / Но если вновь придется нам сражаться, / Герои те, чье имя – легион, / Убийц кровавых вновь не побоятся / И встретят их, как встретил Краснодон» (Ливиу Деляну. Бессмертная молодость).

И доминирующими были откровенно религиозные мотивы. Олег Кошевой здесь походил на Спасителя: «Олег в ледяной круговерти / На пляску снежинок смотрел… / Так может только бессмертный / На свой выходить расстрел» (Геннадий Щуров. Кошевой). У многих авторов повторяются мотивы сада и скорбящей матери: «И сад, где он бродил когда-то, / Назвали именем его. / Давно на площади в районе / Воздвигли памятник ему, / И есть роман о Краснодоне – / Но мать не верит ничему. / Она не сходит с косогора, / Стоит часами у ворот, / И все ей кажется, что скоро / Из школы сын ее придет» (Михаил Матусовский. Мать). Путь героев к шахте и их мученическая гибель ассоциируются с восхождением на Голгофу: «Эти мальчики плакать уже не умели. / Те же птицы в деревьях кричали с утра, / И над шахтой стояла песчаная вьюга. / Здесь они и прошли – от стены до копра, / На последнем пути подбодряя друг друга. / Вот тропа, по которой ребята брели, / Спотыкаясь, шатаясь от каждого шага» (Михаил Матусовский. Шахта № 5). Однако физические муки бессильны перед мощью духа: «Но снисходит вдохновенье / На великие сердца, / Притупляя все мученья, / Все страданья без конца. / И тогда не чует тело / Никаких безмерных мук: / До великого предела / Напрягает волю дух. / Так они того достигли / Состояния души, / Что ни плеть, ни нож, ни иглы / Не смогли их устрашить» (Николай Асеев. Песнь о комсомоле). Их гибель – лишь пролог к бессмертию: «Их сбросят, несломленных, в яму, / В глубокий и черный провал, – / Они ж золотыми очами / Глядят на смертельный овал… // И им не померкнуть с годами, / Они сквозь все бури прошли. / Бойцы их своими руками / Под самые звезды взнесли. / Те алые крылья над нами / Под щебет детей поутру, / Как будто Олега устами, / Поют на весеннем ветру» (Владимир Сосюра. Бессмертные, 1943–1947). Удел же предателя по-библейски начертан на стене: «И полночь за полночью снова / Предателю снится во сне: / Начерчена – слово за словом – / Вся правда о нем на стене… // Предатель тюремную стену / Среди пустырей отыскал. / Изменник слова про измену, / Как приговор свой, прочитал» (Аркадий Кулешов. Баллада о правде, 1946).

Этот мученический дискурс шел еще от военной поэзии и мало соответствовал новым задачам трансформации опыта войны. По-настоящему за создание «полезной истории» взялся только Фадеев. Сразу по выходе его роман стал предметом интенсивного продвижения к читателю посредством массовых тиражей: только за первые три года он выдержал 43 издания общим тиражом около двух миллионов экземпляров [258] Русская литература ХX века (1930‐е – середина 1950‐х годов): В 2 т. / Под ред. Н. Л. Лейдермана, М. Н. Липовецкого и М. А. Литовской. Т. 2. М.: Академия, 2014. С. 495. . Но еще до выхода отдельным изданием он печатался в журнале «Знамя» (1945. № 2–12), газете «Комсомольская правда» (1945: 8 апреля – 27 декабря, и 1946: 20 февраля – 1 марта), отрывки публиковались в «Литературной газете», «Советской авиации», «Пионере», «Смене», «Дружных ребятах», «Костре», «Огоньке», «Вечернем Ленинграде», «Пионерской правде» [259] См.: Маркасова Е. «А вот практику мы знаем по героям Краснодона…» // Неприкосновенный запас. 2008. № 2 (58). .

Частью столь настойчивого продвижения романа к читателю были усилия библиотечных работников, проводивших по нему бесконечные обсуждения, читательские конференции и диспуты (так что спустя всего год опыт этого продвижения уже начал обобщаться в специальных изданиях [260] См.: Читательские конференции по роману А. Фадеева «Молодая гвардия»: Опыт библиотек ремесленных, железнодорожных училищ и школ ФЗО Москвы. М., 1947. ). Буквально с печатного станка роман вошел в советский литературный канон, что было беспрецедентно (даже роману Островского «Как закалялась сталь» потребовалось для этого несколько лет). Но даже став уже в 1947 году (еще в первой своей редакции) предметом изучения в средней школе, роман Фадеева оказался в исключительном положении: он изучался в течение всех лет учебы в школе – знакомство с ним начиналось в пятом классе, продолжалось в седьмом и завершалось в десятом. Даже знакомство с творчеством Пушкина, Лермонтова и Гоголя, которое также распределялось по годам, не было связано с одним текстом – в разные годы школьники изучали разные произведения классиков. С романом Фадеева они не расставались до окончания школы. Не удивительно, что роман оброс огромной методической литературой [261] См.: Касторская М. П. Роман А. Фадеева «Молодая гвардия». В помощь учащимся 8–10 классов. Л., 1957; Ее же. А. А. Фадеев в школе. М.: Учпедгиз, 1961. Выгон М. Роман А. Фадеева «Молодая гвардия» в X классе. Симферополь, 1956. О воздействии романа на школьников см.: Маркасова Е. «А вот практику мы знаем по героям Краснодона…» // Неприкосновенный запас. 2008. № 2 (58). .