Сергей Полехов - Наследники Витовта. Династическая война в Великом княжестве Литовском в 30-е годы XV века

Внимательному читателю может показаться знакомым название этой книги. Его использовали историки самых разных поколений и взглядов. Так озаглавил свою неопубликованную статью литовский историк Игнас Йонинас (1884–1954); так же называются соответствующие главы популярной книги М. Космана о Витовте и современной многотомной «Истории Литвы» (автор — Р. Петраускас). Тем не менее автор этих строк решил не отказываться от названия, которое представляется наиболее точным. Оба правителя, занявшие великокняжеский престол после смерти Витовта, не были его «преемниками» в том специфическом смысле, который закрепился за этим понятием в политическом лексиконе современной России и который подразумевает «преемственность». Но они унаследовали государство, которое приобрело свой вид за годы правления Витовта и благодаря ему О том, как они и их подданные распорядились этим наследием, и пойдет речь в книге.

Некоторых пояснений требует терминология, принятая в данной работе. Прежде всего возникает принципиальный вопрос: как называть вооруженный конфликт между Свидригайлом и Сигизмундом Кейстутовичем в 1432–1438 гг.? К сожалению, для русского языка не характерен термин «внутренняя война», который был бы дословным переводом наиболее удачных и нейтральных характеристик, утвердившихся в зарубежной историографии (польск. wojna domowa , литовск. vidaus karas , белорус, хатняя вайна ). В русском языке все они передаются термином «гражданская война», и хотя он широко применяется для описания событий древней и средневековой истории, он способен ввести в заблуждение, поскольку предполагает существование «граждан», «гражданстве» и, соответственно, деперсонализированном государстве в Великом княжестве Литовском в первые десятилетия XV в., тогда как в действительности эта тема еще ждет своего исследователя. К тому же его использование подразумевает, что боевые действия затронули достаточно широкие круги населения, тогда как историки спорят и о том, что считать таковыми в эпоху «безмолвствующего большинства», и о масштабе боевых действий в Великом княжестве Литовском в 1930-е годы XV в. Довольно искусственным выглядит термин «феодальная война», которым начиная с 30-х годов было принято характеризовать события в Московском великом княжестве второй четверти XV в. Малосодержательными, а потому неудачными представляются архаизирующие стилизации — «смута», «усобица» или предложенная недавно «борьба». Более удачен термин, принятый в украинской историографии, — «Свидригайловы войны», с той лишь поправкой, что для 1432–1438 гг. следует говорить не о нескольких «войнах», а об одной Свидригайловой войне . Если же попытаться заключить в наименовании событий их содержательную характеристику, то наиболее удачным представляется термин «династическая война», хорошо передающий суть конфликта как вооруженного столкновения членов правящей династии Гедиминовичей за престол и контроль над всей территорией государства. Можно спорить о том, правомерно ли называть эту войну гражданской и феодальной, но не вызывает сомнения аспект борьбы двух «великих князей литовских» между собой, сыгравшей ключевую роль в ее возникновении и ходе.

Не менее важен другой вопрос: как называть восточнославянские земли, которые в XIII–XV вв. попали под власть великих князей литовских и королей польских, население этих земель и его язык? Проблема состоит в том, что в современном русском языке отсутствует терминологическое различие между жителями разных частей средневековой Руси. Вместе с тем сами они в XIV–XV вв. лишь начинали осмысливать это различие (не говоря уже о внешних наблюдателях, на чьих сведениях во многом основана работа). Попытки разрешить эту проблему нередко оказываются неудачными с разных точек зрения — искусственными, двусмысленными или противоречащими нормам современного русского языка [8]. В результате для обозначения представителя восточнославянской общности в единственном числе автор решил использовать существительное русин [9], для обозначения той же общности — собирательное существительное русь , а в качестве производного от него — прилагательное русский (которое, вопреки распространенному мнению, встречается в такой форме и в памятниках письменности XV в.). Наконец, в тех случаях, когда речь заходит о языке, он именуется западнорусским [10]. Всё это не имеет ничего общего с попытками некоторых ученых и политиков, особенно характерными для эпохи Российской империи, сгладить многочисленные различия между жителями разных частей Руси времен позднего Средневековья.

При передаче собственных имен, связанных с Великим княжеством Литовским, я старался придерживаться терминологии западнорусских источников XIV–XVI вв. (например, Берестье, Городно, Менск, Жомойть , а не Брест, Гродно, Минск, Жемайтия или Жмудь ) или соответствующей национальной традиции ( Торн, Данциг и Кенигсберг вместо Торуня, Гданьска и Калининграда ), за исключением тех случаев, когда в русском научном языке прочно утвердилась та или иная форма (например, Свидригайло вместо Швитригайло или Сигизмунд вместо Жигимонт ). Само отсутствие общепринятых форм собственных имен или их модернизация в угоду политической ситуации в Восточной Европе — яркий показатель того, сколь слабо развито изучение истории Великого княжества Литовского в российской науке, и автор смеет надеяться, что его книга хотя бы в небольшой степени послужит исправлению этой ситуации.

В основу исследования, которое предлагается вниманию читателей, была положена диссертация, защищенная в 2011 г. на историческом факультете Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова, а за последующие годы существенно переработанная и дополненная с учетом многочисленных замечаний, вопросов и пожеланий коллег. Считаю своим приятным долгом поблагодарить тех, без кого эта книга не могла бы появиться.

Борис Николаевич Флоря предложил мне заняться изучением событий 30-х годов XV в., неизменно оказывал мне разностороннюю поддержку и самым внимательным образом читал мои первые тексты. Ряд ценных замечаний и указаний принадлежит оппонентам диссертации — Анне Леонидовне Хорошкевич и Павлу Владимировичу Лукину Директору Института российской истории РАН Юрию Александровичу Петрову и руководителю центра по истории Древней Руси Владимиру Андреевичу Кучкину я обязан исключительно благоприятными условиями для дальнейшей работы над текстом книги. Чрезвычайно плодотворными оказались обсуждения книги и отдельных ее частей как в стенах Института российской истории РАН, так и с многочисленными коллегами, которые не жалели своего времени для ответа на постоянно возникающие вопросы, а также ознакомиться с наименее доступными из них. Я признателен всем участникам таких обсуждений, в особенности рецензентам книги — Александру Ивановичу Груше и Римвидасу Петраускасу, а также Антону Франтишеку Брыло, Евгению Станислововичу Глинскому, Лидии Корчак, Виталию Николаевичу Михайловскому, Клаусу Найтманну, Адаму Шведе, Собеславу Шибковскому и Мареку Анджею Яницкому. Снабдить книгу редкими иллюстрациями удалось благодаря любезному содействию Видаса Долинскаса, Алексея Викторовича Мартынюка и Анатолия Аркадьевича Турилова, которым также хотелось бы выразить искреннюю благодарность. Мне вряд ли удалось бы осуществить свой замысел без финансовой поддержки Фонда Герды Хенкель (Gerda Henkel Stiftung, Дюссельдорф) [11]и Фонда «Прусское культурное наследие» (Stiftung Preußischer Kulturbesitz, Берлин) [12]. Участие в проекте подготовки нового издания «Полоцких грамот», поддержанном Российским гуманитарным научным фондом [13], позволило обнаружить в историческом архиве г. Риги ряд новых документов, чрезвычайно важных для понимания того, каким образом функционировало Великое княжество Литовское на рубеже XIV–XV вв. На завершающем этапе работы над книгой несколько новых источников удалось обнаружить и использовать благодаря участию в подготовке издания документов польско-литовско-орденского «вечного мира», заключенного в Бресте Куявском 31 декабря 1435 г. Этот проект поддержан польским Национальным центром науки (Narodowe centrum nauki, Варшава), а его результаты должны увидеть свет в ближайшие годы. Наконец, эта работа никогда бы не увидела свет, если бы не терпение и забота моих близких.