Сергей Полехов - Наследники Витовта. Династическая война в Великом княжестве Литовском в 30-е годы XV века

Согласно схеме Левицкого, после смерти Витовта интересы русинов и литовцев на некоторое время сошлись: литовцы стремились к воссозданию собственной государственности, а русь была недовольна своим неравноправным положением. При поддержке обеих групп к власти в ВКЛ пришел Свидригайло. Став великим князем, он окружил себя русинами, с которыми его связывали многие годы политической деятельности в русских землях ВКЛ, и поднял «восстание», направленное против унии с Польшей (это подчеркнуто в названии труда). Чтобы успешно противостоять Польше, Свидригайло создал вокруг ВКЛ целую антипольскую коалицию с участием Ордена, Сигизмунда Люксембургского, Молдавии, русских земель, т. е. всех тех, кто, по мнению Левицкого, был заинтересован в разрыве польско-литовской унии. Союз Свидригайла со «схизматиками» внутри ВКЛ и вне его пределов историк считал явлениями одного порядка. Литовцы очень скоро поняли, насколько их интересы расходятся с интересами русинов, и в 1432 г. возвели на великокняжеский престол Сигизмунда Кейстутовича. Однако русские земли ВКЛ поддержали Свидригайла, и это положило начало династической войне. Из-за нее правящим кругам Польши пришлось пойти на серьезные («революционные») уступки как литовцам, так и русинам: по акту унии 1432 г. была признана государственность ВКЛ под сюзеренитетом польского короля, а выданные одновременно привилеи для русского населения ВКЛ в целом и Луцкой земли в частности уравняли в правах православных и католиков. Таким образом, династическая война стала тем катализатором, который заставил поляков ускорить «цивилизационную работу», тем более что вскоре добавился и еще один необходимый элемент — Флорентийская уния православной и католической церквей 1439 г.

Несомненная заслуга Левицкого состоит в том, что он собрал почти все опубликованные на тот момент источники и сам пополнил их число новыми томами «Кодекса писем XV века» [28]. Однако к новым свидетельствам он отнесся с излишним доверием, не проанализировал и не сопоставил их как следует [29]: описательная составляющая (пересказ источников, обширные цитаты из них) в его работе преобладает над аналитической. Свой взгляд на характер «восстания» Левицкий аргументировал лишь самыми общими соображениями, которые выглядят неубедительно и наивно [30]. Его интересовал не расклад сил внутри ВКЛ, а отношения этого государства с Польшей и другими соседями [31]. История Литвы для него словно начинается от унии с Польшей. Действующие лица этой истории — правители (Ягайло, Витовт, Свидригайло, Сигизмунд Кейстутович). Местного общества мы на ее страницах не увидим, хотя Левицкий и подчеркивал, что в начале XV в. оно начинает участвовать в политической жизни страны. Никаких конкретных доказательств недовольства русского населения ВКЛ своим положением Левицкий не приводит, а лишь следует историографической традиции, которая не была основана на специальных исследованиях, но под сомнение не ставилась [32]. Если это положение было ликвидировано привилеями 1432 г., то непонятно, почему династическая война в ВКЛ продлилась еще шесть лет и зачем понадобилось выдавать акт аналогичной направленности в 1434-м. Очень характерно растерянное заявление в конце работы: «внутренняя жизнь на литовской Руси известна нам очень мало» [33]. Но и о литовской знати историк писал словно поневоле, допуская при этом многочисленные ошибки [34]. Таким образом, хотя работа Анатоля Левицкого и была весомым вкладом в изучение династической войны в ВКЛ, это был лишь первый шаг в данном направлении. Острые и во многом верные замечания В. М. Коцовского, который в своей рецензии предвосхитил жаркие споры ученых первой половины XX в. о литовско-русских князьях и конца XX — начала XXI в. о группировках польской знати и справедливо упрекнул автора в тенденциозности [35], в конце XIX в. остались почти незамеченными. В целом монография была воспринята положительно [36]и долгое время считалась образцовой, поэтому историки шли именно тем путем, который наметил Левицкий. Некоторые его выводы были достаточно быстро уточнены: так, Виктор Чермак убедительно показал, что привилей для ВКЛ от имени польского короля Владислава Ягайла 1432 г., вопреки мысли Левицкого, никогда не был утвержден, а окончательное уравнение в правах руси с литовцами произошло лишь в 1563 г. [37]

Результатом дальнейших исследований А. Левицкого стала статья, посвященная эпизоду последних лет правления великого князя Сигизмунда Кейстутовича — его антипольскому союзу с римским королем Альбрехтом II и Тевтонским орденом [38]. Историк справедливо связал его с нежеланием поляков передать Луцкую землю Сигизмунуду, но не заметил, что до заключения союза дело не дошло. В планах нового «восстания» против Польши Левицкий видел причину разногласий великого князя литовского с его окружением, которые привели к его убийству в 1440 г. В приложении к статье краковский ученый опубликовал ранее неизвестные источники, проливающие свет на планы Сигизмунда.

Интерес русских ученых к истории Великого княжества Литовского оживился после восстания на землях бывшей Речи Посполитой в 1863–1864 гг.: с этого времени усилия историков были направлены на то, чтобы показать значение «русского начала» в «Северо-Западном крае», т. е. на землях бывшего Великого княжества Литовского. В русской историографии русскому населению ВКЛ отводилась та же культуртрегерская роль, что и в польской — полякам. При всей политической ангажированности такого подхода у него была и положительная черта: к концу XIX в. определенные позиции завоевало понимание ВКЛ как «Литовско-Русского государства», история которого — часть истории Руси-России (хотя это представление разделяли далеко не все историки). Это способствовало более научному изучению его истории, отходу от упрощенных схем.

Важнейшей вехой в истории русской литуанистики стали работы профессора Московского университета М. К. Любавского (1860–1936), в которых была создана целостная картина развития ВКЛ вплоть до Люблинской унии 1569 г. Вопросы о причинах и ходе династической войны в ВКЛ нашли отражение как в больших трудах Любавского [39], так и в работах по частным вопросам [40]. Истоки конфликта Любавский видел в том порядке, который утвердился в ВКЛ в конце XIV — начале XV в. Пока ближайшими «сотрудниками» великого князя литовского были удельные князья, тесно связанные со своими уделами и их знатью, эта знать опосредованно (через этих самых князей) влияла на решение государственных вопросов. При Витовте удельных князей сменили литовские бояре, «права и вольности» которых (в том числе исключительное участие в управлении государством) были закреплены и расширены Городельским привилеем 1413 г. Они участвовали в литовских «сеймах», начало истории которых Любавский относил к 1401 г. (подтверждение в модифицированном виде польско-литовской унии). Русская знать ВКЛ была недовольна «устранением… от высших государственных должностей и от участия в разрешении общегосударственных вопросов» [41]. Особое недовольство должны были испытывать князья, оттесненные от власти и даже не упомянутые как социальная группа в привилеях 1387 и 1413 гг. Но поделать против этого порядка знать русских земель ничего не могла, потому что Витовт опирался на Польшу. Когда же ВКЛ начинало стремиться к самостоятельности, неизбежно вставал вопрос о внутренней консолидации государства, т. е. об отмене указанных ограничений. Так произошло в 1429–1430 гг., когда Витовт начал подготовку к коронации, вызвавшую резкое недовольство поляков. После смерти Витовта великокняжеский престол занял Свидригайло, выдвинутый русской знатью, среди которой он «приобрел множество приятелей и друзей» за свою долгую политическую карьеру. Став великим князем, Свидригайло разорвал унию с Польшей, к тому же окружил себя русинами: они «позаняли передние ряды, наполнили великокняжескую раду, получили все важнейшие замки и уряды». Напуганные перспективой утраты нераздельного господства, литовцы примирились с поляками, которых эта ситуация тоже не устраивала, свергли Свидригайла и возвели на престол Сигизмунда Кейстутовича. Вероисповедные мотивы были лишь «благовидным предлогом», который заговорщики использовали для оправдания своих действий. По Любавскому, переворот был «не чем иным, как проявлением литовской национально-политической реакции против политического возвышения Руси» [42]. Чтобы укрепить свое положение в Литве, на первых порах очень непрочное, и снискать расположение русской знати ВКЛ, Ягайло и Сигизмунд выдали привилеи 1432 и 1434 гг., которые уравнивали в правах литовскую и русскую знать, владевшую имениями на территории «великого княжества Литовского в тесном смысле» (так Любавский именовал этническую Литву и наиболее тесно связанные с ней русские земли, которые современники и исследователи называли по-разному — Литовской землей, Lithuania propria или просто Литвой), а также осуществляли частные земельные пожалования. В результате права литовских бояр-католиков получили и православные русины, причем не только бояре, но и князья, коих было много среди сторонников Свидригайла. Это было первой победой русинов над социально-политической системой раннего этапа польско-литовской унии.