Нэнси Митфорд - Влюбленный Вольтер [Voltaire in Love]

Не только философские взгляды Вольтера и его нападки на Паскаля вызвали негодование в Париже, — негодование, которое на сей раз вовсе не ограничивалось церковью и правительством. Через “Письма” в разных вариациях проходила мысль, что в Англии все истинно и справедливо, а во Франции сплошная гниль и закоснелость. Англичане — свободны. Французы порабощены предрассудками, тиранией и глупыми законами. Они разучились думать. Сознательные англичане судят своих королей, а потом их казнят. Легкомысленные французы своих просто убивают. Английские священники — люди солидные и женатые; когда они напиваются, они делают это вдумчиво, никого не оскорбляя. В Англии нет ни развеселых молодых придворных кюре, ни малолетних епископов. Кто ценнее как гражданин — французский аристократ, который может вам точно сказать, когда пробуждается и когда отходит ко сну король, или английский купец, который из своей конторы шлет распоряжения в Сурат и Каир, благоустраивает мир и обогащает свою страну? Английский театр появился задолго до французского. Его создал Шекспир, гений мощный и плодовитый, но без проблеска вкуса и без малейшего знания правил драматического искусства. Ни один народ в мире так не любит публичных казней, как англичане, и этим в какой-то мере объясняется успех его пьес, в которых автор загромождает сцену трупами. Литература в Англии в куда большем почете, чем во Франции, и если бы существовала Английская академия словесности, она бы во сто крат превосходила смехотворную Французскую академию. Английские врачи искореняют грозную оспу простыми прививками. Французская медицина, конечно, слишком узколоба, чтобы позволить своим пациентам воспользоваться этим спасительным открытием. Что же до философии, то французу, приезжающему в Англию, кажется, что вселенная перевернулась. В Париже она состоит из вихрей, которых и в помине нет в Лондоне. Далее Вольтер доказывает превосходство мыслителя Ньютона над Декартом.

Сказать, что французы были недовольны, значит не сказать ничего. Вся читающая публика скрежетала зубами от ярости. Как посмел Вольтер поставить диких англичан, еретиков и цареубийц, выше цивилизованных французов? Как он посмел сравнивать их вульгарную литературу с той, что породила Расина? Эка невидаль, Шекспир! А как же Гревен, его современник, сочинивший прекрасную пьесу о Юлии Цезаре? Ведь Мюре говорил: “Англичане очень рады этому нашему отступнику”.

Особенно бесновались ученые. В науке восемнадцатого века огромную роль играл национализм. Французы фетишизировали Декарта, потому что он был француз. Прошли годы, прежде чем Вольтер, Мопертюи и другие философы наконец-то убедили академические круги признать учение Ньютона. Точно так же немцы, вопреки усилиям Фридриха Великого приобщить их к Ньютону, не смогли совсем отбросить Лейбница, потому что он был своим.

Десятого июня “Философические письма” были разорваны на мелкие кусочки и сожжены у главной лестницы Дворца правосудия как “скандальные, ниспровергающие религию, благонамеренность и уважение к существующей власти”. Узнав об этом, Вольтер лишь заметил, что в другой раз скажет гораздо больше.

Ришелье, вернувшись к армии, осаждающей Фи- липсбург, оказался в том же полку, что и кузены его жены, принцы де Ликсин и де Понс. Командовавший полком принц де Конти давал ужин в честь своего семнадцатилетия. Ришелье, старый друг его отца, счел возможным явиться на чествование прямо из окопов, не переодеваясь. Увидев новоиспеченного родственника, принц де Ликсин громко заметил, что господин де Ришелье так заляпан грязью, что даже женитьба не смогла его очистить. Герцог вызвал обидчика для объяснений, и они решили драться немедленно, потому что дуэли среди офицеров были запрещены и оба боялись, что их остановят. В сопровождении друзей дуэлянты отправились за линию окопов и велели слугам зажечь факелы. Этим они вызвали на себя огонь врага, но сыпавшиеся вокруг ядра не остановили поединка. Немцы скоро пристрелялись, и один из слуг был убит. Противники не уступали друг другу в силе и сноровке. Ликсин почти сразу же ранил Ришелье в бедро. Секунданты герцога, которым положение казалось все более и более угрожающим, просили его отступиться, но он отказался. Поединок продолжался долго. В конце концов, Ришелье поразил Ликсина в сердце. Их друзья офицеры, уже не чаявшие вернуться живыми, подхватили дуэлянтов и унесли с поля сражения, одного — в могилу, другого — в лазарет.

До Вольтера дошел слух, будто Ришелье при смерти. Не долго думая, он приказал заложить карету и понесся в Филипсбург. Вольтер искренно любил герцога и чувствовал себя в какой-то степени виноватым, потому что пресловутый брак был его затеей. Однако он нашел друга почти здоровым и наслушался от него насмешек над своими бедами. Ну, конечно, подтрунивал Ришелье, этот пройда сам устроил, чтобы его “Письма” напечатали, пока он далеко от Парижа. Аристократы, собравшиеся в ставке герцога Бервика, приняли Вольтера с распростертыми объятиями, и он очень скоро зажил веселой лагерной жизнью, которую еще оживил своим присутствием. Три молодых бесшабашных принца крови, братья Клермон и Шароле и принц де Конти, устраивали в его честь застолья и вообще всячески баловали. Однако очень скоро из Парижа пришел суровый приказ положить этому конец. Власти сочли неприличным, что, в то время как королевская полиция повсюду разыскивает господина де Вольтера, он развлекается на передовой с королевскими кузенами. Кроме того, близилось сражение. Вольтер понял, что пора прощаться. Он опять велел заложить карету.

На этот раз Вольтер отправился в Сире, замок в Шампани, принадлежавший семейству дю Шатле. Окруженный лесистыми горами, где испокон века было множество литеен и кузниц, он представлял собой надежное убежище, так как его обитатели могли рассчитывать, что их вовремя предупредят о приближении полиции. К тому же, совсем рядом шла граница с Лотарингией. Сире был заложен в десятом веке. Два раза его сравнивали с землей: во время войн Лиги и после заговора Гастона Орлеанского. Прапрадед дю Шатле восстановил замок, но он много лет стоял пустой, и Вольтер нашел его обветшавшим и необустроенным. Здесь Эмилия и Вольтер решили предаться своим философическим амурам вдали от опасностей и соблазнов столицы. Эмилия говорила Ришелье, что только и мечтает о тихой сельской жизни вдвоем с любимым, добавляя, что в Париже она рано или поздно его потеряет. Что же до Вольтера, то он устал сам о себе заботиться. Он достиг того возраста, когда мужчинам хочется спокойного существования под присмотром какой-нибудь очаровательной женщины.