Нэнси Митфорд - Влюбленный Вольтер [Voltaire in Love]

Его звезда продолжала восходить. В тридцать лет молодой Аруэ стал знаменитым господином де Вольтером, величайшим из живущих французских писателей. Его любовным победам не было числа, хотя лишь роман с мадам де Верньер нельзя назвать пустяковой интрижкой. Связь всегда разрывал он, и женщины устраивали ему сцены ревности. После смерти регента в 1723 году Францией стал править герцог Бурбон, чья любовница, мадам де При, была очень расположена к Вольтеру. Она ввела его в Версаль, где он был принят весьма любезно. Молодая королева, Мария Лещинская, сказала ему, что плакала над его “Мариамной” и смеялась над “Болтуном”. Она называла его “мой бедный Вольтер” и назначила ему пенсию. Влияние Вольтера казалось безграничным, и в 1725 году он им воспользовался.

Один его собрат по перу, аббат Дефонтен, был арестован и отправлен в тюрьму для уголовников Бисетр за совращение маленьких трубочистов. Вольтер ехидничал, что аббат, увидев мальчишек с завязанными глазами и железными палками, верно, принял их за Купидонов. В те дни за педерастию карали жестоко — сожжением на костре на Гревской площади под стенами ратуши. Дефонтен перетрухнул не на шутку и принялся закидывать всех своих друзей отчаянными письмами, умоляя о помощи. Никто и пальцем не шевельнул, кроме Вольтера. Больной, он поднялся с постели и кинулся в Фонтенбло, где находился тогда двор. Нажав на все рычаги, Вольтер спас Дефонтена от мучительной смерти. Дело было прекращено, и аббата выпустили на свободу. Тьерьо, когда-то познакомивший двух литераторов, теперь поспособствовал тому, чтобы они сделались заклятыми врагами. Дефонтен, едва выйдя из Би- сетра, написал на Вольтера гнусный пасквиль. Он показал его Тьерьо, который сначала поступил разумно, бросив пасквиль в огонь, но потом не утерпел и рассказал о нем Вольтеру, чем только навредил всем, кого это касалось. Вольтер был глубоко уязвлен неблагодарностью аббата и возненавидел его.

Здоровье Вольтера стало значительно лучше, чем в ранней молодости. Счастье и успех излечили его от нервных несварений, которыми он особенно мучился. Вольтер научился понимать собственное тело, бывшее для него источником неиссякаемого интереса. Он знал, что оно нуждается в отдыхе, регулярных упражнениях и продуманной диете. Его мысли о здоровье были не просто разумными, они далеко опережали свое время. Причину большинства болезней Вольтер видел в переедании. “Искусные повара — убийцы, они травят целые семьи своими рагу и закусками”. Заболев, он ложился в постель и голодал. С врачами Вольтер не враждовал, считая, что советами трезвомыслящего доктора никогда нельзя пренебрегать, но смеялся над всеми медицинскими предрассудками. Он потешался над убеждением, что звери здоровее, чем люди. Долголетие оленей и ворон вошло в поговорку, но пусть ему покажут оленя или ворону, которые прожили столько же, сколько маркиз де Сент-Олэр (почти сто лет). В 1723 году Вольтер оправился от тяжелейшей оспы, унесшей треть населения Парижа. Он говорил, что обязан своим излечением восьми рвотным и двумстам пинтам лимонада. Возможно, он слишком любил жизнь, чтобы умереть. Но в его благополучном, деятельном существовании вскоре произошел неприятный сбой.

В декабре 1725 года Вольтер находился в опере с Ад- риенной Лекуврер, одной из знаменитейших актрис в истории французского драматического театра. Кавалер де Роан Шабо явился к ней в ложу с очевидным намерением завязать с ним ссору. Роан Шабо, ничтожный бретер и кутила, был десятью годами старше Вольтера. Он кичился своей родовитостью и имел множество друзей при дворе. Поскольку мадемуазель Лекуврер была, а вероятно и оставалась, любовницей Вольтера, между мужчинами могло возникнуть соперничество. То ли Вольтер держался высокомерно, то ли Роан Шабо, подобно многим из его круга, просто не выносил этого выскочку. В течение вечера кавалер несколько раз с презрением повторил: “Месье де Вольтер, месье Аруэ или как вас там называть”. В конце концов Вольтер вспылил и едко заметил, что он свою фамилию начинает, а кавалер свою кончает. Это задело Роана Шабо за живое. Его бабушка была единственной дочерью герцога де Роана, представителя древнего рода, восходящего к королям Бретани. Она вышла замуж за Шабо, и ее потомки не были настоящими де Роанами. Кавалер взбесился и, подняв трость, сказал, что на такое оскорбление следует отвечать палками. Вольтер схватился за шпагу. Мадемуазель Лекуврер своевременно упала в обморок, и кавалер покинул ложу.

Через два или три дня Вольтер обедал у своего обожаемого герцога де Сюлли, когда ему передали записку с просьбой выйти на улицу, потому что с ним желают переговорить. Он вышел. У парадного стоял наемный экипаж, и Вольтер, полагая, что тот, кто за ним послал, сидит внутри, поставил ногу на ступеньку. В этот момент несколько негодяев набросились на него сзади и принялись колошматить палками. Кавалер де Роан Шабо, наблюдая за избиением из своего экипажа, распоряжался: “Только не бейте по голове, а то не вышло бы греха”, зеваки же приговаривали: “Вот добрый господин!”. Роан Шабо впоследствии хвастался друзьям: “Я сам командовал экзекуцией”.

Отбившись от нападавших, Вольтер бросился назад в дом и рассказал о происшествии хозяину и гостям. Он был встречен с холодным недоумением. Никто не поддержал его, не посочувствовал и даже не признал, что с ним поступили низко. Герцог повел себя возмутительно. Многие годы Вольтер почитал его как отца, но тот и не подумал вступиться за своего гостя. Полиция, которую Вольтер закидывал жалобами, тоже бездействовала, как и его друзья при дворе. Мадам де При приняла сторону Вольтера, но положение герцога Бурбона пошатнулось, и он боялся оттолкнуть и без того немногочисленных сторонников.

Как стадо коров, одна из которых лягнула маленькую злобную шавку, французская аристократия сбилась в кучу, понуро и неподвижно созерцая потасовку. Почти все друзья Вольтера были бы рады помочь ему отстоять свою честь, но никто не взял на себя труда шевельнуться первым. К несчатью, Ришелье, который не имел ничего общего со жвачным животным и, конечно, не отступился бы от друга, был тогда французским послом в Вене. Об отвратительной истории его известила преданная Вольтеру мадам де При.

От бесконечных унижений у Вольтера начали сдавать нервы. Он метался по Парижу, наведывался в трущобы, встречался там с подозрительными людьми, то и дело менял квартиры и наконец поселился у фехтовальщика. Полиция, до сих пор столь инертная, вдруг забеспокоилась: он явно брал уроки фехтования, чтобы драться с Роаном Шабо. Кавалера и его семью тут же уведомили, и те без труда добились “предупредительного” ареста Вольтера. Это была его вторая Бастилия. Опять комендант заботился о своем заключенном, потчевал за собственным столом, разрешал принимать столько визитеров, сколько его душе угодно, пока они не повалили такими толпами, что пришлось сдерживать поток. Граф Морепа, министр внутренних дел, с которым Вольтер всегда не ладил, имел любезность просить коменданта быть пообходительней с узником, принимая во внимание его оригинальный характер. Заключение Вольтера длилось не более двух недель. Он ходатайствовал о позволении уехать в Англию, в чем ему не было отказано.