Леонид Алексеев - Полоцкая земля (очерки истории Северной Белоруссии в IX–XIII вв.)

В Полотчине существовали, по-видимому, и торговые связи с Волынью. Из Овруча происходят шиферные пряслица, встречающиеся во всех полоцких городах и частично находившие применение и в полоцкой деревне. На связь с Волынью, а может быть, с еще более юго-западными странами указывает шестибусенная серебряная серьга, обнаруженная Н. П. Авенариусом в имении Эсмоны бывшего Борисовского у. (Друцкое княжество), полная аналогия которой неизвестна, но близкие ей распространены на Волыни и в Чехословакии [426]. Подобная серьга обнаружена в Полоцкой земле и А. Г. Митрофановым (раскопки в Строчицах (древнейший Минск?) см. ниже).

Торговля с западноевропейскими странами начала увеличиваться, как известно, в XI в., после того, как половцы заслонили пути в арабский халифат. Западноевропейские монеты в Северной Белоруссии найдены неоднократно. Они известны в верховьях Березины (Бегомльский р-н дер. Студепка), в селении Новом Дворе Минского р-на (обнаружен целый клад), в Прусиничах Голочинского р-на (клад XI в., см. рис. 18, 8–11) и в других местах.

Во все периоды существования Византийской империи Киевская Русь поддерживала с ней тесные торговые связи. Это безусловно относится и к Полоцкой земле, князья которой не только сами побывали в Византии (1129–1140 гг.), но и были в родстве с византийскими императорами. Много, по-видимому, драгоценностей привозилось из Византии на Русь, много изделий попало, вероятно, и в клады. Однако из Полоцкой земли подобные вещи до нас не дошли, и о торговле с Византией свидетельствуют только редкие византийские монеты [427]и некоторые стеклянные изделия Друцка, Полоцка и Минска [428](натриево-кальциевого стекла браслеты).

Прочные торговые отношения связывали Полоцкую землю и с соседней Прибалтикой. Всего вероятнее, у полоцких купцов заимствовали латыши славянскую торговую терминологию: торг — tirgus , цена — сеnа , купец — kupcis , берковец (вес в 10 пудов) — birkavs , пуд — puds , безмен — bezmens и др. [429]В Полотчине довольно часты находки прибалтийских вещей. Правда, не все прибалтийские вещи находили в Полотчине сбыт. Здесь мы не находим, например, кастетообразных и пружинных браслетов, типичных соседним Люцинскому, Нукшинскому и другим могильникам [430], не встретим цепей и цепедержателеи, также некоторого вида подковообразных пряжек и т. д. Даже в таком близком к латгаллам поселении, как древний Брячиславль (современный Браслав), где много прибалтийских вещей, этих украшений нет. Очевидно, на русских городских и сельских рынках пользовались спросом прибалтийские украшения тех категорий, которые носились русскими людьми и не были чужеродными. Среди привозных прибалтийских вещей мы находим гривны (вспомним типично латгалльскую гривну X в. в круглом кургане № 13 с ингумацией из Рудни под Полоцком; гривну с седловидными концами XI в. из Суходревского клада под Оршей, клад Прибалтийских гривен из Заборцев Ловожской волости 1872 г., браслеты со змеиными концами (витой золотой из Минска, пластинчатые бронзовые из Браслава, Поречья и Черневич и других мест) [431]. Из Прибалтики в Полоцкую землю попадал и янтарь (Полоцк 22 куска, в Минске он найден в виде сырья [432], немного— Друцк, Браслав). Полоцкая земля была основным звеном, соединяющим Прибалтику с землями южной Руси, Византией и странами халифата. В этой связи интересно рассмотреть товары, осевшие у лат-галлов и ливов и прошедшие через Полотчину как транзитные. Назовем здесь 101 шиферное пряслице более чем из 30 поселений и богатых погребений, найденное в Латвии повсеместно вплоть до Риги [433]. Шифер начали привозить в Латвию начиная с X в. Этим же временем датируется и древнейшее пряслице; последние пряслица привезли сюда в конце XIII в. [434]Нанесение на карту этих находок показывает, что в XI в. пряслица были распространены лишь на Западной Двине и вдоль границ Полоцкой земли. В XII и XIII вв. они также оседали, в основном по берегам этой реки, однако проникли и в глубь территории латвийских племен [435]. В Литве обнаружено 37 экз. пряслиц (из 16 мест) [436], что отчасти объясняется меньшим количеством раскопок, но, всего вероятнее, и исторически: Неман не имел того значения транзитного пути, как Западная Двина. В Прибалтику по Днепру попали некоторые типы киевского вооружения (например, булавы), крестики с выемчатой эмалью, византийские бусы натриево-кальциевого стекла (до XII в.) и русские бусы калиево-свинцового и свинцово-бесщелочного стекла (с XII в.) и т. д. [437]Все эти товары, как и сотни других, шли в Прибалтику в обмен на янтарь, пушнину и, несомненно, оседали и в Полотчине, так как все, кроме янтаря, она экспортировала и сама.

Если по имеющимся в Полотчине материалам можно судить хоть в малейшей степени о полоцком импорте, то экспорт определяется лишь по косвенным данным. Главным объектом вывоза северных районов Руси XIII–XV вв. были пушнина и воск [438]. Меха использовались для одежды, из воска делали свечи, его широко употребляли ювелиры для литья по восковой модели и т. д. Нет основания считать, что эти товары не были главными в экспорте и в более раннее время. Наличие лесов, изобилующих, как мы видели, пушными зверями, находки костей этих животных и охотничьих стрел при раскопках позволяют думать, что меха были основной статьей вывоза Полоцкой земли в домонгольское время. Не меньшим успехом, по-видимому, пользовались и продукты бортного промысла — воск и, вероятно, мед. Значительная часть этих товаров, очевидно, попадала в города в качестве оброка, получаемого феодалами со своих вотчин, а также и другими путями. Любопытно, что, по исследованиям А. Л. Хорошкевич, в XIV и частично в XV вв. Рига была основным поставщиком воска в Западной Европе и получала его из Полоцкой и Смоленской земель. С конца XV в. центр вощаной торговли начал перемещаться в Ревель [439].

Если о внешней торговле Полотчины некоторыми данными мы располагаем, то о внутренней нам почти ничего не известно. Здесь необходимо специальное исследование материала, из которого сделаны предметы, полученные из раскопок. Первая такая работа (в отношении Полоцкой земли) недавно проведена Ю. Л. Щаповой, изучившей составы стекол 332 браслетов из Полоцка (71), Минска (100) и Друцка (161) [440]. Оказалось, что браслеты собственного (полоцкого) производства заполняли рынки Полоцкой земли лишь на четверть, остальное принадлежало Киеву. Значительная часть полоцких браслетов, естественно, поглощалась Полоцком (на полоцком рынке она составляла треть всех браслетов), однако до половины всей местной продукции вывозилось. Публикация наблюдений Ю. Л. Щаповой приводит нас к важным историческим выводам. Она констатировала, что на друцком рынке стеклянные браслеты были представлены киевскими, полоцкими и смоленскими образцами, браслеты же, найденные в Минске, все сделаны в Киеве и лишь один — в Полоцке. Этому мы можем найти объяснение: Полоцк и Друцк лежали на едином торговом пути, основная линия полоцких князей происходила из Друцка (см. гл. VI), что, по-видимому, лишь облегчало и без того бесперебойную связь. Минск находился в стороне от березинского водного пути. Беспрепятственно к нему можно было проехать из Киева (по Свислочи), проезд же из Полоцка затруднялся двумя волоками, преодоление которых стоило дополнительных затрат, что удорожало товар и снижало прибыль. Однако полоцкие браслеты не попадали в Минск и зимой, значит, нежелание купцов из Полоцка туда ехать объяснялось не только путевыми трудностями. Минские князья были основными противниками полоцко-друцких, с которыми ожесточенно боролись за полоцкий стол (см. гл. VI). По-видимому, появление полоцких торговцев на минском рынке затруднялось препятствиями княжеской администрации города. Так, первые анализы древних стекол из Полотчины уже знакомят нас частично с особенностями ее внутреннего рынка.