Сергей Сорочан - Ромейское царство

Воинственные кочевники-сельчуки — самый грозный враг, с кем Византии приходилось сталкиваться за последние четыре столетия, уже стоял у ворот. Великая засуха X–XI вв. вытолкнула эти тюркские племена, возглавляемые семейством Сельчука (в арабском произношении — Сельджука), из степей Средней Азии в северо-западный Иран. Они обосновались на просторах обессиленного, угасшего Арабского халифата, восприняли у покоренных народов суннитский ислам, который вдохновил их на новые походы против «неверных» в «землю войны» (Дар-уль-Харб). Теперь селджуки или сельчуки, как их правильнее было бы именовать на тюркский лад, — легкие конники, высочайшие мастера стрельбы из лука, — были готовы вторгнуться вглубь Малой Азии и нести дальше ислам суннитского толка, вплоть до шиитского Египта Фатимидов.

Вместе с тем непросто складывались отношения с армянами, которые могли бы стать для ромеев спасительным заслоном для надвигавшейся угрозы с Востока. В 1045 г. Гагик, правитель армянского княжества на Кавказе с центром в Ани, признал себя вассалом византийского императора, однако натолкнулся на враждебность собственной знати и населения. Сам Гагик и некоторые представители армянской знати получили ромейские саны и имения, главным образом, на востоке Малой Азии. Василевс от этого выиграл, поскольку добился снижения сопротивления армянской военной и религиозной элиты, смог противопоставить ее старой аристократии, проблема контроля за которой всегда вызывала тревогу константинопольского правительства, и, кроме того, добился некоторого увеличения численности населения Анатолии за счет армянских переселенцев. Но, пожалуй, это был один из немногих перспективных и разумных политических шагов, наряду с попыткой начать реорганизацию окончательно запутавшихся функций расплодившихся центральных ведомств. Судя по скудости источников, едва ли это привело к чему-то путному.

Не успела утихнуть спровоцированная императором вражда с северными «родичами», как зимой 1046–1047 гг., перейдя по льду замерзший Дунай, на земли Ромейского царства, теснимая узами , то есть турками-огузами или торками, вторглась громадная орда печенегов, с которой едва удалось справиться только благодаря эпидемическим болезням, обрушившимся на кочевников, но возвращавшееся войско ромеев попало в бурю. Кое-кого из побежденных печенежских вождей удалось склонить к принятию Крещения, поселить на территории Болгарии и даже включить в состав северобалканских приграничных гарнизонов. Однако остальные печенеги продолжали грабить Фракию и Македонию, их отдельные отряды подъезжали к стенам Константинополя, нагло выкрикивая угрозы и оскорбления в адрес ромеев.

Вскоре после этого популярный полководец, патрикий Лев Торник , выходец из старинной армянской семьи, попытался организовать заговор против изнеженного, беспечного и неудачливого царя, овладеть Константинополем и примерить императорскую корону, правда, безуспешно. Он едва было не ворвался на белом коне в почти беззащитный город с войсками фемы Македонии, поддержавшими своего любимца, но промедлил в ожидании, когда константинопольцы, покинувшие едва дышавшего, с расстроенным желудком, стонущего царя, сами пригласят его в столицу, потерял инициативу в мелких стычках под стенами Влахерн и в итоге был оставлен подкупленными приверженцами, схвачен во фракийском Булгарофигоне, приведен в Константинополь и ослеплен.

Дело дошло до того, что в 1056 г. легкомысленный племянник незадолго перед тем умершего Константина IX, Феодосий Мономах, попытался сместить императора, бывшего стратиотского логофета, Михаила VI Стратиотика (1056–1057 гг.), или Старика. Взошедший на престол в пожилом возрасте, он был человеком ничем не примечательным, примитивным, негибким и ни в чем, кроме снабжения армии, не разбиравшимся. Приближенные к трону придворные интриганы специально избрали человека такого типа, чтобы иметь на престоле послушного, управляемого исполнителя их воли. Он и потворствовал гражданской администрации, синклитикам, осыпая их почестями и в то же время стремясь всячески досадить военным, вместо того, чтобы поддерживать равновесие меду ними. Единственное, что он сделал в Константинополе, — повелел расчистить площадь Стратигий, где когда-то продавали убойный скот. Глядя на это, горожане шутили, что он ищет там кубик, который обронил, играя там в детстве.

Надеясь на легкий успех, Феодосий Мономах вооружил своих родственников и друзей и двинулся к императорскому дворцу, попутно освобождая из тюрем заключенных. Но, вопреки ожиданиям, ни Патриарх, ни народ его не поддержал и шутовской мятеж провалился. Незадачливого претендента высмеяли и сочинили даже шутливую песенку с таким припевом: «Ай да Мономах! Что ни задумал — совершил!». Опозоренный искатель престола даже не был серьезно наказан. Его лишь изгнали в Пергам.

Наконец, летом 1057 г. войска малоазийских фем и некоторые стратиги-провинциалы, в частности, опальный, ослепленный императором полководец, прославившийся в войне с грабительскими бандами сельджуков-сельчуков и печенегов, адрианополец Никифор Вриенний, взяв в помощь иноземные силы, в том числе «италийцев» (сицилийских норманнов) и «тавроскифов» (русов), свирепых «людей устрашающего обличья в чужеземных одеяних» и даже боевой раскраске, добились своего, разгромив в безумном, братоубийственном, кровопролитном сражении недалеко от Никеи, у пафлагонского места со зловещим названием Аид правительственные войска, верные столичной чиновной знати и ее ставленнику, старику Михаилу VI Стратиотику. По сути дела, это был уже не просто мятеж, а самая настоящая гражданская война с тяжелейшими потерями с обеих сторон. Оппозиции военной знати сочувствовал могущественный Константинопольский патриарх Михаил Кируларий, который отличался железной волей, администраторскими способностями и весьма искусно подстрекал движение против царя, хотя делал вид, что присоединился к заговорщикам по принуждению. Без малейших попыток к борьбе, подчиняясь воле Патриарха, Михаил Стратиотик добровольно снял царские одежды и принял «политическую смерть» — пострижение в монахи. На вопрос, что же взамен ему может пообещать Патриарх, посланники Михаила Кирулария глубокомысленно ответили: «Царство небесное». Дома протестовавших были отданы на разграбление.

На троне впервые оказался ставленник уже не гражданской, а исключительно военной аристократии, малоазийских военных кланов, пафлагонский магнат Исаак I Комнин (1057–1059 гг.), который за свое краткое правление, опираясь на эту знать и своих кровных родственников, попытался установить прочное военное правление, укрепить императорскую власть и восстановить ее на границах. Он хотел вернуть Ромейскому царству былое величие, утраченное за три десятка лет ни на что не годными василевсами, стареющими императрицами и бесполыми эктомами-евнухами, которые держали армию на положении бедной родственницы. При нем синклитики оледенели от страха. Он кругами расходился по этому болоту интриганов, взяточников и бюрократов, думающих только о своем кошельке. Новый суровый василевс, женатый на дочери болгарского царя Екатерине, имел репутацию лучшего, искусного полководца Империи, боровшегося с сельчуками, человека честного, твердого, горячего, энергичного и бесстрашного. Казалось, он практически не нуждается в сне и отдыхе, из развлечений признавая только охоту, которой предавался с обычным для себя неукротимым пылом. Мчась верхом на коне, он мог рукой поймать стремительно удиравшего зайца, но удержать власть оказалось куда труднее.