Сергей Сорочан - Ромейское царство

Регенство и опека царственного малыша перешли в руки любимца этих самых наемников, блестящего, воинственного полководца, великого конставла Михаила Палеолога. Это был небогатый, но способный и авторитетный молодой аристократ, состоявший в родстве с влиятельными аристократическими домами Ангелов и Комнинов. Его жена к тому же была внучатой племянницей Ватаца. При Феодоре он был в немилости, подозревался в предательстве, даже сбежал к сельчукам, но, смирившись и покаявшись, оказался все же прощен царем. Теперь 34-летнему привлекательному, храброму красавцу, не скупившемуся на лестные обещания, пророчили славу спасителя отечества, тем более, что ситуация требовала уверенного, энергичного правителя: с запада грозила целая коалиция латинских врагов Никеи. В лице Михаила Палеолога победу одержала крупная земельная аристократия, недовольная крутой державной политикой Ласкарисов. Таким образом, кровавая драма в Сосандрийском монастыре вылилась в государственный переворот и оказала непосредственное влияние на дальнейшую судьбу Ромейского царства, в некоторой степени даже предопределив его исход.

Впрочем, поначалу у нового политического лидера, провозглашенного сначала великим дуксом, затем деспотом и, наконец, соправителем малолетнего василевса Иоанна IV Ласкариса, несмотря на нестабильную политическую ситуацию в Никее, все складывалось хорошо. По образным словам Никифора Григоры, он «…поплыл к пристани царствования, так сказать, на всех парусах» и, наконец, 1 января 1260 г. был провозглашен василевсом ромеев. Уже до этого, в середине 1259 г. в долине Пелагония в западной Македонии объединенные силы скрепленного династическими браками тройственного союза — деспота Эпира Михаила Ангела, короля Сицилии Манфреда, сына покойного Фридриха II Гогенштауфена, и храброго франкского князя пелопоннесской Ахайи были наголову разгромлены сильной армией под командованием опытного севастократора Иоанна Палеолога, брата Михаила Палеолога. Собственно, антиникейская коалиция рассыпалась из-за внутренних раздоров и подозрений еще до начала сражения, а оставшиеся, основательно потрепанные никейцами кавалерийские силы была сметены венгерской тяжелой латной конницей и ураганом из половецких стрел. Уцелевшие рыцари предпочли сдаться и лишь единицы спаслись бегством. Ахайский принц Гийом Виллардуэн, пытавшийся спрятаться в кустах, был взят в плен — его опознали по характерным выступающим вперед зубам. Через некоторое время, желая обрести свободу, он согласился клятвенно признать зависимость от Никейской империи, которая получила три крупнейших стратегически важных крепости на Пелопоннесе ( Мистру , Ираклеон, портовую Монемвасию — важнейший пункт византийской провинции Мореи) и одну — в Греции (Майну). Победа была почти полной, а когда позже, в 1278 г. талантливый политик Гийом Виллардуэн умер, сил, способных противостоять, а тем более угрожать Никеи, на Балканах более не было. В Малой Азии коммерческая активность возрастала и многие города процветали. Оставалось, казалось, главное — организовать «константинопольскую кампанию», вернуть столицу бывшего Ромейского царства, к которой в духе идеи священной войны стремились продвинуться все соперники, вынужденные при этом сражаться друг с другом и с латинами.

Впрочем, Никита Хониат и Георгий Пахимер писали о наличии среди никейской аристократии мудрых политических сил, не одобрявших подобные устремления своих властей, боявшихся вновь быть втянутыми в европейскую политику и советовавших не торопиться с отвоеванием Константинополя. Они не видели в этом приоритетной цели и не желали перехода столицы под власть ромейских правителей. В духе веяний нового времени сторонники таких взглядов проповедовали преимущество полиархии — многовластия. Будущее покажет, что они действительно окажутся во многом правы в своих предупреждениях об отрицательных последствиях такого шага.

Тем не менее, в 1260 г. Михаил Палеолог предпринял еще одну попытку, как ему казалось, совершить прорыв в военно-политической сфере — вернуть Константинополь или хотя бы Галату Она оказалась неудачной. Удалось отвоевать лишь прилегающие к столице стратегически важные территории и крепость Силимврию.

Очередной шаг был предпринят ранней весной следующего года. Крайне нуждаясь в помощи флота Генуи против охранявших Латинскую империю и Константинополь кораблей венецианской морской республики, император заключил с генуэзцами — главными соперниками Венеции договор в Нимфее , царской резиденции, расположенной недалеко от процветавшего в это время западномалоазийского города Смирны. Согласно соглашению, генуэзцы, в случае отвоевания Никеей столицы ромеев, получали те льготы, которыми раньше пользовались венецианцы. Василевс обязывался предоставить им места для сбыта товаров, собственный квартал в Константинополе, право беспошлинной торговли, а также запретить проход в Черное море кораблей иных латинов, особенно Венеции. Этим историческим соглашением закладывался фундамент будущему торговому верховенству Генуи на Востоке.

Но до использования генуэзских галер для овладения столицей дело не успело дойти. В 1261 г. никейский полководец, родовитый Алексей Стратигопул, один из командующих битвой в Пелагонии, ненароком отнял у латинов самый заветный трофей — Константинополь.

Захват города произошел, на первый взгляд, совершенно случайно, как дар Божий — непредвиденно и с ошеломляющей легкостью. Недаром византийские историки не упоминают даже об обычных в подобном случае знамениях. Летом 1261 г., направляясь в греческую Фессалию на разведку против неугомонных эпирцев с небольшим отрядом в 800 человек из ромеев и наемников-степняков, половцев, годных для набегов и засад, ромейский военачальник решил по пути подступить к столице и всего лишь попугать латинов. К слову, с ними в это время действовало перемирие. На подступах к Городу, от окрестных сельских жителей — телематариев, работавших у латинов по вольному найму, ему стало известно, что главные силы императора Романии на 30 судах венецианского флота, нарушив перемирие, отправились на морскую вылазку для отвоевания и грабежа принадлежавшего никейцам острова Дафнусия у южного побережья Черного моря. Островок был крошечный, но обладал крепостью с портом-убежищем, важными для контроля входа в Босфор. В Константинополе осталась только малочисленная стража. После некоторых колебаний, заручившись содействием все тех же телематариев, Алексей Стратигопул решил занять беззащитный город. В ночь на 21 июля несколько десятков воинов проникли в безмятежно спавшую столицу через подземный ход из загородного монастыря Живоносного Источника Божьей Матери (по другой версии — городские ворота Пиги, которые разблокировали горожане-добровольцы, сбросившие со стены стражников). Дело уже близилось к рассвету, когда остальные военные силы никейцев, главным образом лучники-половцы, наконец вошли в Город, где стали грабить дома италийцев и вместе с горожанами избивать оставшихся латинов. Последний император Латинской Романии Балдуин II (1228–1261 гг.), разбуженный шумом, криками, сполохами пожаров и пораженный вестью о взятии города ромеями, бежал на венецианском торговом судне, позорно позабыв в спешке даже символы своей власти — царскую шапку- калипитруи меч.