Сергей Сорочан - Ромейское царство

Обосновавшись в Дамаске, халифы из рода Омейадов почти ежегодно предпринимали грабительские рейды вглубь Малой Азии, особенно в ее юго-восточные области, двигаясь от крутых гор Тавра, где теперь проходила условная византийско-арабская граница. Чаще всего маршрут арабских вторжений мечом пронзал ромейские малоазийские города Аморий, Дорилеум, Ираклию Понтийскую, достигая иногда областей южного Понта и даже Халкидона напротив Константинополя, в опасной близости от столицы ромеев. Набеги следовали с регулярностью сезонных ветров. Страх ромеев перед тем, что арабы рано или поздно окончательно завоюют страну, обратился чуть ли не в наследственную манию.

К концу VII в. на землях Месопотамии, Сирии и южномалоазийской Киликии приверженцы Пророка создали особый укрепленный, протяженный, пограничный административный район — иклим-ас-сугур . Именно здесь и перед ним, на опустошенных, «ничейных» землях юго-востока Малой Азии — «территории войны», столетиями шла самая ожесточенная борьба, но именно создание ас-сугура указывает, что ромеи были не только оборонявшейся стороной, придерживавшейся исключительно стратегии сдерживания. Они сами то и дело предпринимали ответные рейды. Со временем война превратилась в такое же регулярное сезонное занятие как сев или сбор урожая. Почти ежегодно, если было все спокойно внутри Халифата, весной (не позже 11 мая, чтобы поспеть к уборке зерна), арабы собирали войска в пограничных округах Сирии для очередного набега. Будто заведенный механизм, они были в «подбрюшье» ромейской Малой Азии, порой углубляясь на север, будто нож в масло, вплоть до берегов Черного моря и Босфора.

Крупные военные походы мусульмане предпринимали очень редко: они не окупали затраты. Тем не менее, в течение семи лет, около 670–678 гг., войска халифа Муавии, сумевшего ликвидировать смуту в Халифате, впервые решились грозить самой столице Византии, падение которой открыло бы захватчикам путь в Европу. В конечном итоге, собрав гигантские силы, способные сражаться как на суше, так и на море, халиф предпринял ее осаду. Она оказалась самой страшной из всех осад, перенесенных константинопольцами. Понимая, что взять Константинополь можно только одновременным сухопутно-морским ударом, арабы, наняв в сирийских портах множество корабельных экипажей, блокировали столицу Ромейского царства большим флотом со стороны Мраморного моря, а к сухопутным стенам доставили массивные осадные орудия и огромные катапульты, но тщетно: преодолеть хорошо продуманную систему фортификационных сооружений не удалось, город выстоял, более того, даже не испытал голода. Припасы удавалось доставлять из соседней балканской Фракии, а, возможно, по морю, с Крымского полуострова.

Крупной удачей для византийцев стало сожжение многих арабских судов, сосредоточенных на зимовку у Кизика , «жидким огнем» — по-гречески «пир иргос», самым истребительным оружием до появления в XIV в. пороха и пушек. Стремительно вылетающее, грохочущее пламя из пневматических устройств на носах приблизившихся почти вплотную ромейских судов слепило огненными вспышками, дым застилал небо, пары и газы душили охваченных ужасом моряков на арабских судах, казалось, горело само море.

Достоверно известно всего пять фактов о пресловутом «жидком огне». Одно из первых упоминаний этого легендарного гениального оружия в византийских письменных источниках относится к VI в. С его помощью был уничтожен флот бунтовщика Виталиана, предводителя варваров-федератов в Мёзии и Фракии. Он восстал в 513 г. против императора Анастасия Дикора. Префект претория Марин Сириец, сжегший мятежный флот, получил необходимую для этого огнесмесь в виде некоего самовоспламеняющегося порошка серы — «божественного апирона» от знаменитого философа Прокла Афинского. Но по другой, более распространенной с начала IX в. версии, собственно «жидкий огонь» был изобретен в Константинополе беженцем из сирийского Гелиополя (теперь Баальбек в нынешнем Ливане), строителем (зодчим) Каллиником, незадолго до конца первой осады Константинополя арабами. Вместе с тем Патриарх яковитов Михаил Сириец утверждал в написанной им в XII в. «Хронике», что Каллиник, которого он называл «плотником», впервые применил свое изобретение, называемое «нафт» («нефть» по-арабски) еще до этого, в Ликии, на юго-востоке Малой Азии, где с его помощью были сожжены стоявшие в море суда со всеми людьми на борту.

«Пир иргос», вероятно, он же «фалассион пир» — «морской огонь», «военный огонь», «мидийский огонь», представлял собой легко воспламенявшуюся клейкую смесь, очевидно, из фракций сырой, то есть неочищенной нефти, горючих растительных масел с непременным и очень важным для эффективности вязким, клейким загустителем, скорее всего, смолой, которая, в отличие от нефти, легко воспламенялась и резко повышала температуру горения. Именно этим объяснимо ее сильное поражающее действие и способность прилипать, «приклеиваться» к предметам. Попадая в цель, будь то деревянные борта, палуба корабля, осадная машина или толпа воинов, она как бы облепляла ее, быстро расползаясь во все стороны.

Различные огнесмеси на основе нефти и истолченной в порошок смолы метали из передвижных, установленных на колесах катапульт в глиняных сосудах с подожженными фитилями, тлеющей ветошью. Разбиваясь, они взрывались испепеляющим пламенем.

Со временем для «жидкого огня» стали использовать огнеметы — специальные бронзовые трубы — сифоны, иногда сделанные в виде бронзовых чудовищ с разинутыми пастями. Они, в соответствии с указаниями знаменитого александрийского инженера I в. Герона Механика, написавшего трактат «Пневматика», были подсоединены трубками к наглухо закрытым, герметичным бронзовым резервуарам-котлам, в которых жаровнями разогревали огнесмесь, под давлением накачивая поршнем или насосом-помпой воздух (принцип действия водяного пистолета). В необходимый момент, открыв кран, можно было выстрелить разогретую жидкость через наконечник. Сифонатору— высококвалифицированному специалисту по обслуживанию приспособления для метания горючей смеси достаточно было поднести к ней факел, чтобы вылетевшие кипящие капли превратилась в ревущий столб пламени, устремленный на врага. Для того, чтобы защитить руки от возможных ожогов, сифонатор имел трубчатые щитки-поручи. В целом же, за действие огнеметных сифонов отвечал мастер- протоелат, который был одновременно главой гребцов на судне.

По словам хрониста Феофана, «огненосными горшками» снабжали огромные двухпалубные суда, а «огненными сифонами» — быстрые, легко маневренные «сифонофорные» корабли. Во время боя, когда суда подходили предельно близко или вплотную, противника забрасывали этими горшками и поливали из сифонов горящей жидкостью, которая горела даже в воде. Погасить адский огонь можно было засыпав песком, землей, закрыть сырыми кожами, чтобы лишить очаг возгорания кислорода, либо залить уксусом или мочой. Запасы этих жидкостей с целью противопожарной безопасности держали в глиняных бочках — пифосах неподалеку от огнеметов и емкостей с запасом «жидкого огня». Впрочем, в этих обстоятельствах крылись недостатки смертоносного оружия. Они заключались в малой дальнобойности (пара десятков метров) и повышенной опасности, трудности использования огнесмеси, которую с риском для взрыва от избыточного давления или высокой температуры приходилось разогревать в специальных аппаратах внутри корпуса неустойчивого деревянного судна, качаемого ветром и волной. Видимо, сложность использования такого оружия и отсутствие собственных специалистов объясняют, почему арабы не научились применять подобные огнеметы.