Павел Щеголев - Первенцы русской свободы

О деле Сухачева сообщил в Петербург ген.-ад. П. М. Волконский. Следственная комиссия собрала сведения, по которым оказалось, что никто из членов общества Сухачева не знал. Дальнейшее расследование этого дела было по высочайшему повелению поручено графу Воронцову. Граф Воронцов отвечал, что следствие по делу Сухачева уже кончено и что он, прочитав всё дело, не нашёл ничего, доказывающего злой умысел Сухачева. Дальнейшая сего «тайного человека» судьба неизвестна.

Но возвращаемся к Грибоедову. Понятно, что комитет не мог найти за ним никакой вины по делу о тайном обществе при корпусе генерала Ермолова. На поставленные ему 15-го марта вопросы Грибоедов отвечал полнейшим отрицанием какого-либо его посредничества в сношениях между обществами, Южным и Кавказским. 16-го марта ответы Грибоедова были прочитаны и приняты к сведению [405]. На этом и было покончено расследование о Грибоедове, но обескураженный резолюцией царя Грибоедов продолжал сидеть под арестом в главном штабе. Только заканчивая свои занятия, комитет в CXIV заседания 31 мая решил возобновить представление об освобождении Грибоедова и представить государю о нём записку [406]. Эта записка была подписана флигель-адъютантом полковником Адлербергом 1 [407]. На этот раз представление комитета увенчалось успехом.

2-го июня 1826 года за № 765 военный министр известил дежурного генерала Главного штаба об освобождении Грибоедова [408], и 2-го же июня за № 768 дежурный генерал получил предписание «представить к начальнику главного штаба освобождённого из-под ареста коллежского асессора Грибоедова при офицере» [409].

3-го июня [410] 1826 года за № 762 военный министр отправил командующему Кавказским отдельным корпусом следующую бумагу:

«Вытребованный сюда на основании известной вашему высокопревосходительству высочайшей воли коллежский асессор Грибоедов, на коего упадало подозрение в принадлежности к тайному злоумышленному Обществу, по учинённом исследовании оказался совершенно неприкосновенным к сему.

Вследствие чего по повелению его императорского величества освобождён из-под ареста с выдачею аттестата, свидетельствующего о его невинности, и на обратное следование к своему месту снабжён прогонными и на путевые издержки деньгами.

О чём долгом считаю ваше высокопревосходительство уведомить» [411].

4-го июня [412]Грибоедов был освобождён и через несколько дней получил следующий аттестат [413]:

«АТТЕСТАТ

По высочайшему его императорского величества повелению комиссия для изыскания о злоумышленном Обществе сим свидетельствует, что коллежский асессор Александр Сергеев сын Грибоедов, как по исследованию найдено, членом того Общества не был и в злонамеренной цели оного участия не принимал.

С.-Петербург Июня 9 дня 1826 года» [414].

Хотя военный министр и уведомил 3-го июня Ермолова, что Грибоедову выданы прогонные деньги, однако Грибоедов получил их ещё не так скоро. По крайней мере во входящий журнал следственной комиссии под 11-го июня за № 1200 внесён рапорт Грибоедова о «выдаче ему подорожной и прогонных денег». В журнале и находим и отметку об исполнении: «писано 8 класса Карасевскому 11-го июня № 855» [415].

Указ Сената о производстве Грибоедова в надворные советники был дан 8-го июля за № 32476.

Приведёнными сведениями исчерпываются официальные данные об участии Грибоедова в заговоре 1825 года. К материалам, извлекаемым из следственных дел, нужно относиться с большой осторожностью; каждое слово в них требует критической проверки. Даже после тех немногочисленных комментариев, которые мы дали, напрашивается вывод, как раз прямо противоположный сделанному комитетом. Надо думать, что Грибоедов не только идейно был близок к декабристам, но и был избран ими в члены тайного общества. За краткостью времени он не мог проявить деятельного участия, но соображая склад его миросозерцания, свойства его характера, можно допускать, что участие его в обществе было бы незаурядным: наверное, он был бы не рядовым членом, а вождём. Но вопрос о том, был ли принят Грибоедов в члены тайного общества, исполнил ли он некоторые тайные поручения или нет, мог интересовать следователей-современников, а в настоящее время представляет интерес для биографов Грибоедова, но для исследователей-историков русской общественной и литературной жизни — он не имеет большого значения. Нам важно отметить идейное влияние декабристов на жизнь и творчество Грибоедова. Пусть будет достовернейшим образом доказано, что Грибоедов не был членом тайного общества, но мы всё-таки не изменим нашего представления о том, что Грибоедова должно считать представителем общественного движения 20-х годов и близким сторонником декабристов, разделявшим во многом их теоретические убеждения.

В 1904 году С. Н. Шубинский передал в моё распоряжение [417] неизданное письмо барона А. А. Дельвига к Пушкину. Письмо это, переданное мной в Пушкинский Дом, следующего содержания:

«Здравия желаю Александру милому и поздравляю с Новым годом. „Цыганы“ твои пропущены цензурою дочиста [418]и мною доставлены Бенкендорфу. Выйдут от него и будут печататься [419]. Рылеевой я из своего долга заплатил 600 рублей. В остатке у меня осталось 1600 р., которые при появлении Цветов сполна заплатятся. За 19-е Октября благодарю тебя с Лицейскими скотами и братцами вместе. Пиши ради бога ко мне, ты ни на одно письмо моё не отвечаешь. Странно для меня, как ты не отвечал на последнее. Оно заключало другое письмо, которое, если не тронуло тебя, то ты не поэт, а камень [420]. Осипова тебе кланяется, я с ней часто говорю о тебе и вместе грустим. Нынче буду обедать у ваших, провожать Льва [421]. Увижу твою нянюшку и Анну Петровну Керн, которая (между нами) вскружила совершенно голову твоему брату Льву [422]. Ты, слышу, хочешь жениться [423], благословляю — только привози сюда жену, познакомиться с моею. Прощай. Дельвиг».

Дельвиг представил «Цыган» вместе с четырьмя другими пьесами Пушкина графу Бенкендорфу 23 февраля 1827 г. «А. С. Пушкин,— писал Дельвиг Бенкендорфу,— убедительно просит Ваше превосходительство скорее решить, достойны ли они и могут ли быть пропущены». Так говорил Дельвиг о «Цыганах», уже пропущенных 4 марта. Бенкендорф возвратил рукописи Дельвигу при следующем письме: «Возвращая при сём доставленные Вами ко мне сочинения А. С. Пушкина, долгом считаю присовокупить, что я ответ мой отправил прямо к Александру Сергеевичу. Сколько меня ни удивило посредничество Ваше в сём деле, но мне приятно Вас уверить в чувствах почтения, с коими имею честь быть» и т. д. [424]

Эти данные позволяют датировать письмо Дельвига. Оно написано в 1827 году, не раньше 23 февраля и не позже 4 марта [425].