Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис: сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

В середине июня во многих странах и по разным каналам начали распространяться слухи об усиливающихся разногласи­ях между СССР и Германией. 14 июня Риббентроп дал указа­ния Шуленбургу поднять в беседе с Молотовым вопрос "в так­тичной форме" о враждебных высказываниях в отношении Германии. Следуя своей линии, Москва решила упредить по­добные слухи, и 23 июня было опубликовано сообщение ТАСС, в котором СССР опровергал версии о сосредоточении совет­ских войск вблизи германской границы. "Добрососедские от­ношения между СССР и Германией, — отмечалось в сообще­нии ТАСС, — нельзя поколебать какими-либо слухами и мелко­травчатой пропагандой, ибо отношения основаны... на корен­ных государственных интересах СССР и Германии" 42.

В тот же день Шуленбург посетил Молотова для подробной беседы. Немецкий посол снова высказался за улучшение совет­ско-итальянских отношений, но главными темами беседы ста­ли два вопроса. Во-первых, Шуленбург выразил явное неудо­вольствие крайне незначительными поставками Германии цветных металлов, особенно из третьих стран. Было очевидно, что экономические вопросы продолжали оставаться весьма чувствительными и непростыми в отношениях между двумя странами. Во-вторых, Москва начала зондаж о реакции Герма­нии на предстоящие акции СССР по присоединению Бессара­бии. Советские лидеры очень спешили разрешить этот вопрос, поскольку между Германией и Францией уже велись перегово­ры о перемирии и позиция Германии по Бессарабии могла бы стать менее определенной.

Состоявшаяся 23 июня беседа это подтвердила. Шулен­бург пытался напомнить Молотову, что в свое время СССР был готов заявить претензии на Бессарабию только в том слу­чае, если от какой-либо третьей стороны (Венгрии, Болгарии) последуют свои территориальные претензии. По словам Шу­ленбурга, Германия серьезно зависит от румынской нефти. Молотов довольно резко сказал: "Вопрос о Бессарабии не нов для Германии". Интересно и то, что он включил в проблему разрешения бессарабского вопроса и присоединение к СССР Буковины 43. Эта беседа показала, что помимо экономических проблем в центр советско-германских дискуссий все более включались балканские дела (с участием Италии) и советско- японские отношения.

Буквально через два дня Шуленбург сообщил Молотову мнение германского правительства по поводу Бессарабии. Оно в полной мере признавало права Советского Союза на Бессара­бию и просило лишь понять немецкие экономические интере­сы в Румынии. Риббентроп заявлял также, что вопрос о правах СССР на Буковину является новым и осложнит мирное и быстрое решение бессарабского вопроса. Молотов защищал советские права и интересы в Буковине, особенно настаивая на крайней срочности вопроса и на желательности немедленного демарша Германии, имея в виду Румынию.

Из беседы Молотова с Шуленбургом стало ясно, что Моск­ва не начинала своих разговоров в Бухаресте, явно предпочи­тая, чтобы это было сделано германскими руками 44. Как видно из германских документов, Риббентроп направил 27 июня ру­мынскому правительству рекомендацию "безоговорочно при­нять требования советского правительства" 45.

Опасаясь, что постановка вопроса о Буковине в дополнение к Бессарабии может привести к задержке с решением пробле­мы, в Москве решили пойти на уступки. 26 июня Молотов в письме к Шуленбургу дал согласие на то, чтобы к СССР отошла лишь северная часть Буковины с г. Черновцы 46.

Итак, в июне 1940 г. сразу же после разгрома Франции со­ветское правительство, активно воздействуя на Германию, добилось ее невмешательства в события в Прибалтике, привед­шие к ее вхождению в состав СССР. В то же время, как это вид­но из донесения немецких дипломатов из Прибалтийских госу­дарств, уже на самой ранней стадии Германия выдвигала две проблемы: экономические интересы и, самое главное, судьба немецкого населения в Прибалтийских государствах, что стало предметом дальнейших контактов и осложнений между двумя странами 47.

Полная индифферентность Германии в отношении При­балтики объясняется ее незначительными стратегическими интересами в этом регионе. Иное дело Бессарабия, поскольку румынская нефть была одним из главных топливных источни­ков для Германии, и Берлин обусловил свое согласие на присо­единение Бессарабии условием: СССР ни в коей мере не затро­нет немецких экономических связей с Румынией.

В июле Германия опять проявила недовольство невыполне­нием СССР своих обязательств по поставкам нефтепродуктов и цветных металлов. Теперь к этому добавилось ее желание увеличить поставки никелевой руды из Финляндии за счет по­нижения в поставках доли СССР. Немецкие требования имели в виду уменьшение финских поставок в СССР на 25% с тем, чтобы на долю Германии пришлось 75% 48. Через несколько дней этот вопрос был снова поднят в беседе Молотова с Шулен­бургом, причем советский нарком крайне нервно реагировал на информацию о прямых переговорах германских представи­телей с Финляндией 49.

В те же дни неожиданно возникло еще одно, отмеченное ранее, обстоятельство, обостренно воспринятое обеими стра­нами. Оно касалось просьбы Сталина и Молотова согласиться на передачу СССР небольшой части территории Литвы, передан­ной Германии по договору от 28 сентября 1939 г., о чем шла речь в предыдущем разделе. Но немцы заявили, что это их террито­рия и они не собираются эвакуировать из нее своих граждан.

В целом документы июля —октября 1940 г. показывают, что столкновение позиций обеих стран происходило посто­янно. Фактически на всех многочисленных встречах Молото­ва с Шуленбургом возникали спорные вопросы. В итоге они разрешались, но буквально через несколько дней поднима­лись.

В отношении экономических и торговых вопросов весьма острой оказалась беседа А.И. Микояна с главой немецкой эконо­мической делегации К. Шнурре 50, который признал факты недо­выполнения Германией своих обязательств по поставкам. Речь шла и о возможности размещения заказов СССР в Германии и о расширении германских поставок. Микоян представил мемо­рандум о шестимесячных итогах экономических отношений. Беседа и тон разговора показывают, насколько далеко зашли раз­ногласия между обеими сторонами и какой большой заряд недо­вольства был накоплен. Практически по всем вопросам, большим и малым, стороны высказывали свои претензии и неудо­влетворенность. Беседа явно противоречила заявлениям о вечной дружбе и взаимопонимании.

В период июля — сентября в советско-германских отноше­ниях появились более общие темы. Они были связаны с упоми­навшимися уже дискуссиями и в Берлине, и в Москве о страте­гических направлениях политики после поражения Франции и заключения германо-французского перемирия (с правительст­вом в Виши).