Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис: сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

Через 10 дней Риббентроп через Шуленбурга снова просит Молотова усилить поставки нефтепродуктов (особенно в связи с событиями на Западном фронте) и выражает неудовольствие невыполнением со стороны СССР заказов на зерно.

Из бесед советских представителей с германскими офици­альными лицами (они отражены в советских документах) было заметно неудовлетворение позицией Германии и ее нежелани­ем выполнять соглашения. Но если обратиться к немецким документам и ознакомиться с их интерпретацией, то можно проследить и их недовольство. Так, 10 мая главный немецкий экономический эксперт на переговорах Риттер в письме к Шу- ленбургу писал, что цена на нефть, которую Москва поставля­ет Германии, на 50% выше мировой и составляет 45 тыс. немец­ких марок, в то время как Германия предлагает 36 тыс. В то же время цена на уголь, поставляемый Германией, установлена ниже мировых. Таким образом, Германия несет значительные убытки 26.

Любопытно, что, по сообщениям Риттера, Молотов, не от­рицая этого, ссылался на то, что советские требования сопоста­вимы с тем, что немцы запросили за крейсер "Лютцов". Через два дня Риттер откровенно пишет, что у немецкой стороны складывается впечатление, что советские участники перегово­ров не стремятся к достижению соглашения в соответствии с ранее намеченными договоренностями 27. Он выдвигает кон­кретные претензии фактически по всему комплексу, связанно­му с советскими поставками и т.п., при этом сослался на упомя­нутое распоряжение Геринга 28.

Поскольку в Берлине продолжали считать, что ситуация ос­тается неудовлетворительной, Риттер предложил, чтобы Риб­бентроп снова, как это было в январе 1940 г., обратился лично к Сталину с письмом 29. В проекте этого письма Риттер повторил все претензии германской стороны и по поводу нефти и по по­ставкам металлов. Он заверял, что в случае принципиальных изменений позиции Москвы германская сторона также готова выполнять все свои обязательства 30.

Помимо экономических проблем стоит обратить внимание на небольшой вопрос. В постановлении Политбюро от 5 апреля 1940 г. фактически утверждался проект приказа НКВД о поряд­ке применения оружия пограничными нарядами на советско- германской границе. В соответствии с этим приказом, подпи­санным Берия, в случае применения оружия при задержании нарушителей на советско-германской границе пограничным нарядом надлежало следить за тем, чтобы пули не ложились на территории Германии 31. Появление такого приказа явно пока­зывало, что такие нарушения не были единичными и, очевидно, стало результатом соответствующих переговоров между пред­ставителями СССР и Германии.

Следует отметить, что весной и в начале лета 1940 г. в Бер­лине снова был поднят вопрос об улучшении итало-советских отношений, особенно интересовавший Гитлера, который воз­вращался к этой теме в письме к Муссолини 13 мая 32. Как след­ствие получаемых инструкций Шуленбург вновь поднял ее на беседе с Молотовым 31 мая 33. На этот раз Молотов был еще бо­лее категоричен и даже резок. Он обвинял Италию в неискрен­ности и сказал, что советское правительство не видит никакого интереса в попытках улучшения отношений с Италией 34.

Но через несколько дней, видимо, в Москве после дополни­тельных обсуждений решили отказаться от столь жесткой ли­нии в отношении Италии. Очевидно также, что на советское руководство повлиял неослабевающий нажим Риббентропа. В любом случае 3 июня Молотов передал в Берлин через Шкварцева о согласии Москвы обменяться послами с Римом 35.

Через 10 дней Молотов на встрече с прибывшим итальян­ским послом А. Россо заявил, что в СССР относят Италию, так же как Германию и СССР, к молодым странам, более приспо­собленным к новым условиям, чем такие государства, как Анг­лия и Франция. По словам Молотова, "господство этих стран идет к концу, и в этой ситуации голоса Германии, Италии и Советского Союза будут более слышны, чем хотя бы год тому назад" 36.

Информируя Рим о последней встрече с Молотовым, Россо сообщал о своем "четком впечатлении", что Москва склонна активизировать свои отношения с Италией. 15 июня МИД Ита­лии уведомил Россию, что Муссолини дал указание продвигать­ся вперед в развитии контактов с Советским Союзом 37.

Поворот в советской политике к нормализации отношений с Италией произошел в результате крупных поражений фран­ко-английских войск и в связи с ситуацией на Балканах. В день ввода советских войск в Бессарабию Москва подтвердила пакт о ненападении между Италией и СССР 1933 г. 3810 июня Ита­лия, разумеется, под давлением и по договоренности с Герма­нией, объявила войну Великобритании и Франции.

В Москве в этих условиях уже не могли больше игнориро­вать Италию, ставшую прямым военным союзником Германии. Кроме того, балканские дела все в большей степени привлека­ли внимание европейских воюющих стран, и советское руко­водство, разумеется, не хотело конфронтации со страной, кото­рая играла весьма существенную роль в этом регионе.

Как показатель стремления хоть как-то сбалансировать по­ступающие ежедневно сообщения о победах германских войск, в Москве именно в эти дни приняли нового французско­го посла и дали агреман на приезд известного британского дея­теля Ст. Криппса, назначенного английским послом в Совет­ском Союзе 39.

Согласие на нормализацию отношений с Италией входило в общий контекст тех дискуссий в советском руководстве, кото­рые, видимо проходили в Москве в связи со стремительным разгромом Франции, а также поражением британских войск в

Дюнкерке и их эвакуацией на острова.

* * *

Итак, к началу лета 1940 г. обстановка в Европе резко изме­нилась. Германия начала активные действия и в течение менее двух месяцев разгромила Францию, Бельгию, Голландию и от­теснила Англию на британские острова. Рушилась главная установка Сталина на длительное противостояние двух импе­риалистических блоков. Конечно, Англия не была разбита и война продолжалась, но Германия, оккупировавшая значитель­ную часть Европы, уже не должна была держать столько воен­ных сил на западе. Она явно перестала нуждаться в Советском Союзе в той степени, как прежде.

В своих мемуарах Н.С. Хрущев вспоминал: Сталин "нахо­дился в таком состоянии, которое не вносило бодрости и уве­ренности в том, что наша армия достойно встретит врага. Он как-то опустил руки после разгрома Гитлером французских войск и оккупации Франции... Сталин видел надвигающуюся неумолимую лавину, от которой нельзя уйти, и уже была по­дорвана его вера в возможность справиться с этой лавиной. А лавиной этой была неотвратимая война с Германией". Ста­лин "стоял уже перед Гитлером, как кролик перед удавом" 40.

Теперь (и это видно из множества немецких документов) перед Гитлером и его окружением стоял "вечный" вопрос — куда направить главный удар — против Великобритании или же повернуться против большевистской России. Вспомним в этой связи слова фюрера 23 ноября 1939 г.: "Пакты существуют столько времени, поскольку они служат нашим целям". Отме­тим, что Германия была еще сильно связана с СССР, она нуж­далась в советской нефти, зерновых продуктах и в цветных ме­таллах.