Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис: сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

После поражения Франции Гитлер, прежде всего явно в пропагандистских целях, обратился к Великобритании с пред­ложением о мире, но Черчилль, ставший британским премье­ром, ответил категорическим отказом. Для Англии подписание мира было равносильно признанию полного поражения, при котором Гитлер диктовал бы условия мира. Поэтому война с Ве­ликобританией должна была продолжаться, и Гитлер, приняв решение добиваться поражения Англии, продолжал сотрудни­чество с СССР, хотя и степень немецкой заинтересованности явно слабела, ее направления меняли приоритеты.

После июня в Берлине началось обсуждение дальнейшей стратегии, и теперь в качестве главных противников высту­пали Великобритания и США, причем в последнем случае, а также ввиду интереса к британским колониям ось противо­борства распространялась и на Дальний Восток и южную Азию. Что касается Европы, то Германия явно усиливала вни­мание к Балканам, Средиземноморью и Юго-Восточной Европе.

В Москве не знали деталей дискуссий в немецком руковод­стве, но ощущали при постоянном общении с германскими официальными лицами изменившиеся акценты в немецких приоритетах.

Сталин и его окружение также стояли перед дилеммой оп­ределения дальнейших шагов. И здесь обнаружились просчеты советской стратегии 1939 г. Судя по всему, у советских лидеров не было ясных представлений о конечной цели.

Договариваясь с Германией и фактически сведя отношения с Англией и Францией к минимуму, Москва лишила себя воз­можности игры на противостоянии и балансировании. И как только Германия разгромила Францию, Советский Союз ока­зывался визави с Германией, искренность целей которой под­вергалась все бблыпему сомнению. Постоянное взаимное раз­дражение, разногласия и стычки по экономическим вопросам усиливали беспокойство в Москве. Но у Сталина практически уже не было выбора. Германия настолько набрала силу, что для СССР был немыслим переход в англо-американский лагерь (к тому же при ослаблении Англии и угрозе немецкого вторже­ния на британские острова).

Видимо, в Москве (как это вытекало из последующих дейст­вий и из некоторых документов) приняли следующие решения.

1. Общая стратегическая линия оставалась неизменной: де­монстрация сотрудничества с Германией, приветствие, по крайней мере на словах, ее побед на Западе и стремление смяг­чать или устранять источники разногласий, в том числе и осо­бенно в экономической области.

В условиях быстрых и во многом неожиданных побед Гер­мании в Западной Европе Москва оказывалась более заинтере­сованной в сохранении с ней сотрудничества, чем Берлин. Именно этим можно объяснить стремление советских руково­дителей внешне не обострять ситуацию и продолжать уверять немцев в своей поддержке.

При усилении германского интереса к Балканам и совет­ские лидеры значительно активизировали здесь свои действия, пытаясь подтвердить там свое влияние, опираясь прежде всего на Болгарию и Югославию и по возможности нормализуя от­ношения с Турцией. Сложность и противоречивость ситуации состояла в том, что такая позиция СССР неизбежно вела к уси­лению советско-германских противоречий и объективно была направлена к противодействию германским планам на Бал­канах.

Укреплялись двусторонние отношения с потенциальны­ми и реальными союзниками Германии, прежде всего с Японией. Руководители в Кремле хотели, как и ранее Германия, избавить себя от возможных столкновений и на Западе и на Востоке и добивались этого нормализацией советско-японских отноше­ний и стабилизацией положения на Дальнем Востоке.

Именно в этом контексте следует оценить и готовность СССР нормализовать контакты с Италией, на чем так сильно настаивали Гитлер и Риббентроп. В отличие от японского на­правления в Москве не строили больших иллюзий по поводу отношений с Италией, в целом ее действия определялись неже­ланием игнорировать пожелания Германии и избегать проти­воречий с Италией в связи с балканскими делами.

Хотя с явным опозданием и оговорками, Москва решила продемонстрировать публично сохранение связей с Великоб­ританией и даже с Францией. Буквально за несколько дней до ее оккупации Молотов принял французского посла, агреман которому был дан за несколько дней.

Но еще более явная демонстрация была проявлена в отно­шении Великобритании. Советское руководство дало согласие на назначение британским послом в СССР известного англий­ского общественного деятеля Стаффорда Криппса, которому был оказан прием не только Молотовым, но и Сталиным 1 ию­ля 1940 г. Однако, следуя общей политической линии, Москва дальше этого шага не пошла.

Главное же на этом этапе состояло в том, что завер­шилось присоединение Прибалтики с согласия Германии (в соответствии с договором) и с учетом того, что ни Англия, ни тем более разгромленная Франция не могли этому воспре­пятствовать.

В целом в мае —июне 1940 г. советские лидеры ограничи­лись выше перечисленными действиями. Они были вызваны событиями последних предвоенных месяцев, а также быстрым и неожиданным поражением Франции. Что касается перспек­тив, в Москве, видимо, ожидали дальнейшего развития событий.

Постепенный поворот к войне

Советско-германские отношения в период с мая до ноября 1940 г. сохраняли в целом свою прежнюю динамику. Обе сторо­ны продолжали взаимные уверения в дружеских чувствах (хотя и в более умеренных тонах) и в желании развивать сот­рудничество, концентрируя внимание на экономических и тор­говых вопросах, усиливая дискуссии, прежде всего вокруг ситуации на Балканах.

В то же время по отдельным признакам было очевидно, что СССР и особенно Германия готовились к рассмотрению более общих проблем, вытекающих из тех перемен, которые про­изошли в Европе после поражения Франции и явного ослабле­ния Великобритании. Главная интрига состояла в определении того, какое место Гитлер и его окружение отводили в новой об­становке своим отношениям с Советским Союзом, считали ли они, что договоренности с Москвой должны продолжаться в том же духе или же трансформироваться и развиваться в ином направлении.

Трудные дискуссии проходили и в Кремле. Непосредствен­но летом 1940 г. Сталин, видимо, принял решение исчерпать полностью августовские договоренности с Германией 1939 г., опасаясь, что задержка с их реализацией приведет к трудно­стям, поскольку Германия может снизить свой интерес к пози­ции Москвы ввиду своих впечатляющих побед над англо-фран­цузской коалицией.

17 июня Молотов встретился с Шуленбургом. Он поздра­вил посла с победами германских армий. Было обсуждено так­же предложение маршала Петэна о мирных переговорах. Советский нарком информировал Шуленбурга о вводе совет­ских войск в Прибалтийские страны и о смене в них прави­тельств. Главное, что хотел узнать Молотов, он услышал — Шуленбург ясно заявил, что действия СССР в Прибалтике являются исключительным его делом и Прибалтийских госу­дарств 41.