Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис: сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

Германия явно вытесняла СССР из Балкан и Юго-Восточ­ной Европы. Даже в соседней Финляндии появились немецкие солдаты. Практически у Сталина не было выбора. Конечно, он был удовлетворен советизацией части Польши, Прибалтики и Бессарабии, но это мало влияло на общую расстановку сил.

В стратегическом плане Сталин и Молотов уже ничего из­менить не могли. Разрыв или даже охлаждение с Германией могли привести лишь к войне с ней, причем с поверженными или максимально ослабленными потенциальными союзни­ками.

Фактически Гитлер поставил перед Москвой жесткий вопрос — о присоединении к тройственному пакту и о новом переделе, на этот раз уже мировых сфер влияния с весьма не­предсказуемыми для СССР последствиями. Гитлер явно хотел использовать Москву для вытеснения Англии из традиционных для нее регионов. Между тем для СССР было бесперспективно и даже опасно втягиваться в авантюры на Среднем Востоке и в Южной Азии. Кроме того, согласие войти в тройственный пакт уже и формально заканчивало бы период предпочтительных отношений Германии с Советским Союзом, оставляя Москву перед лицом объединенной германо-итальянской коалиции и нейтральной Японии, имевшей свои интересы прежде всего на Дальнем Востоке и в районе Тихого океана. Присоединяясь к пакту, Москва окончательно ставила бы крест на возможных маневрах и даже не слишком значительных контактах с Англи­ей и весьма затрудняла бы себе отношения с США, для которых Япония и Германия становились основными противниками.

В создавшейся ситуации Сталин не мог отказаться от поезд­ки Молотова в Берлин. Разумеется, он мог и должен был исполь­зовать мирный период, чтобы максимально ускоренными темпа­ми осуществлять программу перевооружения армии и готовить ее к вероятной войне. Но реализация этой цели была связана и с внутренним развитием страны, с логикой, особенностями и воз­можностями советской системы. Судя по всему, в Москве реши­ли попытаться выжать все, что еще можно было, из сотрудниче­ства с Германией и ждать дальнейшего развития событий.

Конец октября и начало ноября были отмечены подготов­кой к визиту в Берлин, в которой кроме Сталина участвовали прежде всего Молотов, Ворошилов и Микоян, в течение не­скольких месяцев контактировавшие с германскими офици­альными лицами. В итоге родились так называемые директивы к берлинской поездке, найденные в архиве в виде рукописей и, судя по почерку, написанные Молотовым. Существует даже мнение, что эти директивы ему продиктовал Сталин 86. Очевид­но также, что Молотов обобщил и те предложения в ходе обме­на мнений, с которыми и согласился Сталин.

Заголовок документа и его внешний вид показывают, что это не было ни постановление Политбюро, ни протокольно оформленный документ. Весь документ производит впечатле­ние записи совещания и возможных рекомендаций и сообра­жений, которые давал Сталин, может быть, и с учетом других предложений.

"Директивы" начинаются с описания цели поездки. Она фор­мулируется как необходимость "разузнать" действительные намерения Германии и всех участников тройственного пакта о планах "Новой Европы" и Великого Восточно-Азиатского Про­странства, их границ, характера государственной структуры, этапов и сроки осуществления, перспективы присоединения других стран к пакту и место СССР в этих планах "сейчас и в дальнейшем".

Была названа идея подготовить (видимо, в плане поездки) "наметку" сфер интересов СССР в Европе, а также в Ближней и Средней Азии, прощупав возможности соглашения об этом с Германией, а также с Италией, но на данной стадии перегово­ров не заключать какого-либо соглашения, имея в виду их продолжение в Москве в ближайшее время. Предполагалось установить преемственность намечаемой сферы интересов с пактом от 23 августа 1939 г. Отмечалось, что прежние разграни­чения уже были исчерпаны, за исключением Финляндии, и вы­двигались следующие новые требования Советского Союза:

«Финляндия — устранение всяких трудностей со стороны Германии (вывод немецких войск и прекращение всяких поли­тических демонстраций, направленных во вред интересам СССР);

Болгария (главный вопрос переговоров) должна быть отне­сена к сфере интересов СССР, как это было уже сделано Гер­манией и Италией в отношении Румынии, с вводом советских войск в Болгарию;

вопрос о Турции должен решаться с участием СССР, так как у нас есть там серьезные интересы;

ситуация вокруг Румынии и Венгрии должна обсуждаться по договоренности с СССР (как пограничной с ним страны);

вопрос об Иране также решается с нашим участием (с ого­воркой, что "без нужды об этом не говорить";

в отношении Греции и Югославии — узнать "намерения оси";

о Швеции — должна остаться нейтральной страной; применительно к Балтике СССР интересует свободный проход через Малый и Большой Бельт, Эре Зунд, Каттегат и Скагеррак. Может быть, обсудить это на совещании по типу ду­найской комиссии;

на Шпицбергене обеспечить работу советской угольной концессии».

321

И далее следовали отдельные пункты для переговоров: по вопросу об отношениях с Англией «действовать в духе обмена мнениями на даче у Сталина; о США узнать, правда ли, что Гер­мания делала мирные предложения Англии через Рузвельта; также сообщить об американских предложениях об оказании советской поддержки Турции и Ирану; выяснить, где граница "Восточного Азиатского Пространства"; о Китае — мы готовы к секретному протоколу, где сказать о желательности почетно­го мира для Китая (Чан Кайши), с посредничеством СССР (а м.б. и Германии и Италии). Мы готовы признать Индонезию сферой влияния Японии, Маньчжоу Го также остается за Япо­нией. Предложить мирную акцию в виде открытой декларации 4-х держав (но при условии благоприятного исхода перегово-

11. А.О. Чубарьян

ров о Болгарии, Турции и т.п.) на условиях, что Великобритания сохраняется как империя (без подмандатных территорий) с те­ми владениями, которыми она владеет теперь. Но она должна уйти из Гибралтара и Египта, возвратить Германии ее прежние колонии, предоставить Индии права доминиона и не вмеши­ваться в дела Европы» 87.

В советско-японских отношениях "директивы" предписы­вали держаться в духе прежних переговоров с Японией, суть которых заключалась в желании Москвы также договориться о разграничении сфер интересов.

Были также затронуты вопросы о компенсации немецким собственникам в Прибалтике, о судьбе Польши и об экономи­ческих делах.

Содержание "директив", данных Молотову накануне его поездки в Берлин, достаточно ясно показывает общую линию поведения и намерение советского руководства. Прежде всего ясно, что линия на раздел сфер интересов оставалась централь­ной в германском и в советском подходе. Она была ключевой в советско-германских договорах в августе — сентябре 1939 г., и теперь она рассматривалась как главное условие присоедине­ния Москвы к тройственному пакту.