Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис: сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

Однако если осторожность Москвы в отношении Лондона имела какое-то объяснение, то иной могла бы быть линия Кре­мля в отношении США. Америка формально, да и по существу была нейтральной страной. Мы уже отмечали, что, поддержи­вая Великобританию, США сохраняли контакт и с нацистской Германией. Это означает, что у Москвы был определенный шанс наладить конструктивный контакт с крупнейшей миро­вой державой и попытаться создать хоть какой-либо противо­вес Германии, у которой явно усиливались противоречия с Советским Союзом. Тем не менее в Москве проявляли явную нерешительность. На протяжении всех контактов с представи­телями США в 1940 — начале 1941 г. советские представители и в Москве и в Вашингтоне, как и их американские собеседни­ки, упорно цеплялись за реальные и мнимые трудности, как правило, мелкие и незначительные, существующие в отноше­ниях между СССР и США, словно сознательно закрывая глаза на то, что советское правительство в трудной и явно ухудшаю­щейся обстановке больше нуждалось в сотрудничестве с США, чем американское руководство с Советским Союзом.

Некоторые историки являются сторонниками точки зре­ния, что сталинская политика в 1939— 1941 гг. была проявлени­ем realpolitik, а отнюдь не базировалась на идеологических по­стулатах. Между тем именно с точки зрения "реальной полити­ки" для Сталина было бы выгодным развитие отношений с США. В тех условиях трудно было предположить, что Москва могла бы пойти на союз с заокеанской державой, но использо­вание США и для укрепления своих международных позиций и для создания противовеса Германии, а в конечно счете лучших для себя условий в сложной дипломатической игре, которая ве­лась в Европе и в мире с лета 1940 г., давало бы Москве допол­нительные шансы.

В конечном счете по разным причинам, но обе стороны не захотели отойти от взятого курса в отношении друг друга. Но они создавали определенный психологический задел, кото­рый дал свои плоды. Менее чем через три недели, сразу же после нападения Германии на СССР началось движение к соз­данию антигитлеровской коалиции с участием СССР, Великоб­ритании и США.

Уже на следующий день после начала советско-финской войны, правительство США, реагируя на бомбардировку советскими самоле­тами финских городов, ввели так называемое моральное эмбаргов на поставки в СССР американских самолетов, навигационного оборудо­вания, стратегического сырья (алюминия, молибдена и т.п.), которое действовало до 15 января 1941 г.

Мягков М.Ю. Проблемы послевоенного устройства Европы в американо-советских отношениях 1941 — 1945 гг. М., 2006. С. 35 (Ав­тор ссылается на документы Национального архива США: Departments of State Records of the Advisory Committee on Problems of Foreign Relations. 1940-1945. National Archives. R.G. Entry 499. Box 108).

Там же. С. 36-38.

О советско-американских контактах в этот период см.: Докумен­ты внешней политики. Т. XXIII: В 2 кн. М., 1998. Кн. 2. Ч. 2 (Далее: ДВП); Foreign Relations of the United States. Wash., 1945- 1959 (Далее: FRUS).

FRUS. Vol. III. P. 249-250; ДВП. Т. XXIII. Кн. 1. С. 48-49.

Часть имущества Биддла (около 200 ящиков), включала ковры, серебро, меха, произведения искусства общей стоимостью 400 тыс. долл. — это в значительной мере предметы из коллекций польских магнатов Потоцких, приобретенные Биддлом до 1939 г. Лозовский уверял, что советская сторона проявила благожелательность и в итоге передала американцам 47 ящиков, заявив, что г-н Биддл никому из представителей советской власти указанного имущества не передавал (см.: ДВП. Т. XXIII. Кн. 2. Ч. 2. С. 776-777).

ДВП. Т. XXIII. Кн. 1.С. 127-128.

Там же. С. 94-98.

Там же. С. 196.

Там же. С. 204-206.

Там же. С. 239.

Там же. Кн. 2. Ч. 2. С. 794 - 796.

Там же. Кн. 1. С. 267 - 268.

Там же. С. 346.

Речь шла о Финляндии (Там же. С. 347).

Там же. С. 411.

Там же.

Там же. С. 457.

Там же.

Речь идет об осуждении Уэллесом присоединения Балтийских стран к СССР (FRUS. 1940. Vol. 1. P. 401-402).

ДВП. Т. XXIII. Кн. 1. С. 458.

Там же. С. 468-469.

Там же. С. 470.

Там же. С. 477-478.

Там же. С. 483.

Там же. С. 489-494.

Там же. С. 516-518.

Там же. С. 526-527.

Там же. С. 624.

Там же. С. 633.

Там же. С. 691 - 694, 708 - 711.

Там же. С. 718.

FRUS. 1940. Vol. I. Р. 425; 1941. Vol. I. Р. 460-463.

ДВП. Т. XXIII. Кн. 2. Ч. 1. С. 7 - 10.

Там же. С. 120-121.

Там же. С. 154-157.

Там же. С. 165.

Там же. С. 202-206.

Там же. С. 361. 4° Там же. С. 363.

Там же. С. 406-408.

Там же. Кн. 2. Ч. 2. С. 573 - 575.

Там же. С. 720-728.

Канун трагедии

Б

ели в конце 80-х — начале 90-х годов основные историогра­фические дискуссии разворачивались вокруг вопросов подлинности секретных протоколов к договору августа 1939 г. гих смысла и оценки, то с середины 90-х годов один из главных фокусов внимания был направлен на события первой полови­ны 1941 г. В большой мере это было связано с появлением книг В.А. Суворова (Резуна), пропагандировавшего идею о плане превентивного советского нападения на Германию. Эта тема настолько увлекла исследователей в разных странах, что неко­торые другие проблемы как бы отходили на второй план. Ей по­священы всевозможные публикации как в России, так и за рубежом 1.

Любопытно, что по вопросам всего периода 1940 — 1941 гг. и в том числе предвоенных месяцев за прошедшие 10 лет в науч­ный оборот было введено явно незначительное число новых документов, которые могли бы внести что-либо принципиально иное в оценку общих и конкретных событий рассматриваемого периода. Может быть два объяснения этому факту: или основ­ные документы уже стали достоянием исследователей, или на­ходящиеся в архивах важные документы еще остаются недос­тупными.

В этих условиях внимание авторов работ, опубликованных за последние 10 лет, сосредоточено на интерпретации и оцен­ках известных фактов и поиске дополнительных фактов и аргу­ментов для подтверждения тех или иных концепций и точек зрения. Анализируя заключительный период 1939— 1941 гг., мы также имеем в виду затронуть ряд проблем, в том числе касаю­щихся так называемой превентивной войны.

При освещении событий конца 1940 — первой половины 1941 г. возникает необходимость ответить на ряд ключевых во­просов. Среди них — степень подготовленности Советского Союза к большой войне и что делалось в этом направлении; оценка в Кремле общего состояния международных отноше­ний и конкретные задачи советской внешней политики; какова была общеполитическая стратегия у Сталина и его окружения после осени 1940 г. и как она реализовалась на практике; состо­яние советско-германских отношений, знали ли в Кремле о планах и намерениях Гитлера, в том числе касающихся СССР, на ближайшую перспективу; соотношение идеологии и реаль­ной политики в действиях советского руководства и особен­ности процесса принятия им решений, включая роль различ­ных "групп давления" (военные, идеологический аппарат, партийные и советские верхи и т.д.); наконец, реальные на­строения широких слоев населения, степень их доверия к ру­ководству страны и понимание обстановки и готовности к войне.