Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис: сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

Ответы на эти и другие вопросы, относящиеся к событиям предвоенных месяцев, невозможны без учета базовых целей СССР, сформировавшихся в результате подписания советско- германских договоров в августе — сентябре 1939 г. и событий 1939—1940 гг. Хронологически заключительный этап предво­енного периода может рассматриваться, по нашему мнению, после визита Молотова в Берлин и принятия "плана Барбарос­са" (нападения на Советский Союз).

25 ноября 1940 г. Сталин сказал Димитрову: "Наши отноше­ния с Германией внешне вполне вежливые, но между ними су­ществуют серьезные разногласия" 2.

Итак, как же можно оценить состояние международных дел с точки зрения советских лидеров в конце 1940 г. Мы уже неод­нократно отмечали, что, подписывая договоры с Германией и совершая столь крутой поворот в своей внешней политике, они прежде всего надеялись на военное столкновение двух воюю­щих империалистических группировок, при котором советская страна останется вне войны, наблюдая, по словам Сталина, как обе враждующие силы будут ослаблять друг друга. В этом, по их мнению, были определенные гарантии безопасности Советско­го Союза и заинтересованность обоих воюющих блоков хотя бы в его нейтральном статусе. Именно так некоторые совре­менные историки расценивают главную выгоду пакта Молото­ва — Риббентропа для СССР.

Но данное весьма реальное направление возможной стра­тегии было вскоре изменено Сталиным. Советские лидеры буквально через месяц дополнили пакт Договором о дружбе и сотрудничестве с Гитлером, ввели в действие целую систему взаимодействия между двумя странами (в экономической, по­литический и идеологической областях).

"Эйфория" в Москве приняла столь широкий характер, что сопровождалась полным прекращением критики фашизма и даже поражавшими многих положительными словами о гитле­ризме как идеологии.

По линии Коминтерна Сталин, мало считаясь с мнением и положением компартий в странах западной Европы, заставил их (вместе с Г. Димитровым) также отказаться от критики фа­шизма, что привело к ослаблению и дискредитации компартий.

Одновременно вопреки решению оставаться в стороне от воюющих стран московские лидеры свели до минимума свои контакты с Англией и Францией, отказываясь от более актив­ных связей с Англией (даже от заключения торгового соглаше­ния) , опасаясь раздражать Гитлера или вызвать в Берлине хоть какое-либо неудовольствие. И все это, видимо, по мнению Ста­лина, компенсировалось тем, что с согласия Гитлера Москва смогла реализовать свои давнишние стремления. Примерно в течение года после подписания договора Советский Союз вер­нул себе часть Польши, населенную украинцами и белорусами, добился включения в свой состав Прибалтики, Бессарабии и Северной Буковины и присоединения после тяжелой войны ча­сти территории Финляндии.

Эти приобретения рассматривались прежде всего как "воз­вращение старых российских территорий, расширение зоны социализма", что должно было усилить военную мощь и геопо­литические позиции СССР, повысить уровень его безопасно­сти. Не говоря об этом публично, советское руководство через своих дипломатов уверяло руководителей Англии и Франции, что все эти меры должны помешать продвижению Германии на Восток. Западные деятели, в целом умеренно реагировав­шие на советские действия по присоединению новых терри­торий, считали, что они в дальнейшем смогут обострить совет­ско-германские отношения к выгоде для Англии, США и их союзников.

Остается неясным ответ на главный вопрос — считал ли действительно Сталин, что, подписав договоры и взяв линию на сближение с Германией, он избегает будущей войны с ней, что сотрудничеству с Германией суждены многие годы и что с гер­манской стороны эти договоры являются лишь поводом избе­жать войны на два фронта и не снимают одну из главных целей нацистской Германии — сокрушение Советского Союза. Ответ на этот вопрос чрезвычайно важен, ибо он помогает оценить обоснованность тех или иных мероприятий Кремля и причины игнорирования им некоторых явно недружественных шагов Германии уже к лету 1940 г.

Первым отрезвляющим шоком для СССР стал молниенос­ный разгром Франции. В мемуарах Н.С. Хрущева описаны на­строения паники и замешательства в Кремле после известия об этом: "Сталин сыпал отборными русскими ругательствами и сказал, что теперь Гитлер непременно даст нам по мозгам" 3. Британский историк Дж. Роберте в связи с этим событием так озаглавил соответствующий раздел своей книги — «Разгром Франции и конец "антисоветского пакта"» 4. Над Англией на­висла смертельная опасность, и сталинская идея длительной и, может быть, перманентной войны Германии на Западном фронте подверглась серьезной модификации.

Непосредственно в советско-германских отношениях ле­том и осенью 1940 г. наметился определенный застой, явно со­кратились дружественные жесты и появилась поначалу незна­чительная, но очевидная напряженность в отношениях двух стран по ряду проблем.

Летом и осенью 1940 г. перед советским руководством встал вопрос, что делать дальше. И здесь обнаружилось, что у Стали­на фактически не было активного плана действий. Могут воз­разить, что и пассивная, выжидательная позиция — тоже своего рода решение. Но в любом случае она или служит подго­товкой для принятия конкретных шагов, или так и останется проявлением именно отсутствия дальнейшей программы, не­желанием или боязнью по-новому оценить ситуацию и что-ли­бо изменить в соответствии с иной обстановкой.

В этой связи для понимания реальных целей обеих сторон может служить визит Молотова в Германию в ноябре 1940 г. Содержание бесед главы советского правительства с Гитлером и Риббентропом показало, что сотрудничество между двумя странами, начатое год с лишним назад, выдыхается. Как выяс­нится позднее из опубликованных документов, Гитлер уже принял принципиальное решение о начале войны с СССР, и по­этому его разговоры с Молотовым имели характер отвлекаю­щего маневра. Верные своим методам, нацистские лидеры не хотели раскрывать карт и делали это вплоть до 22 июня 1941 г. В то же время они предложили Молотову совершенно нереаль­ный и эфемерный "евразийский план", по которому интересы России направлялись в район Среднего Востока, поближе к Афганистану, Ирану и Индии, чтобы обострить советско-бри­танские отношения. Одновременно германские лидеры жестко отклонили советские намерения на Балканах.

Больший интерес и много вопросов вызывают планы Совет­ского Союза. И из директив делегации и из хода переговоров видно, что Москва, вероятно, хотела прозондировать намере­ния Гитлера. В позитивном плане Сталин и Молотов не могли выдвинуть что-то новое, кроме предложения с помощью Герма­нии завершить дело с Финляндией и получить военную базу в Болгарии.