Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис: сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

Итак, 27 сентября в 18 час. самолет Риббентропа призем­лился в Москве и с 22 час. этого дня до 3 час. ночи 28 сентября проходила его встреча со Сталиным и Молотовым в Кремле. По данным Архива МИД России, в Москве не существует протоко­ла переговоров, и исследователи имеют дело с записью, кото­рую вел советник германского посольства в Москве Хильгер, причем она была обнаружена не в архивах германского МИД, а в личном архиве посла Ф. Шуленбурга 5. Согласно этой записи Риббентроп начал встречу с подробного изложения ситуации на Западном фронте. По мнению германской стороны, до на­стоящего времени ни англичане, ни французы военных дейст­вий не ведут. В то же время немецкий министр заверил совет­ских руководителей, что германская "укрепленная линия пред­ставляет собой величайшее сооружение такого рода, которое когда-либо было построено. Эта укрепленная линия идет вдоль всей западной германской границы, включая границу с Бельги­ей и Голландией. Германия чувствует себя за этой линией в аб­солютной безопасности" 6.

Далее Риббентроп перешел к главным пунктам перего­воров:

1. Дальнейшее формирование германо-советских отно­шений.

Вопрос окончательного начертания границы.

Проблема Прибалтики, которой, по всей видимости, в на­стоящее время занимается советское правительство 7.

По первому вопросу Риббентроп изложил общую позицию фюрера. Германское руководство поставило в центр общих ин­тересов двух стран их отношение к Англии. В откровенной форме Риббентроп сказал о первоначальном желании Герма­нии иметь дружественные отношения и договоренности с Анг­лией, но после того как Англия отклонила немецкие намерения, фюрер принял решение сделать выбор в пользу Советского Со­юза, и это решение "является непоколебимым".

Германский министр не упомянул в тот момент об идеоло­гических разногласиях между двумя странами, но отметил, что, несмотря на это, "возможны действительно длительные друже­ственные отношения между Германией и Советским Союзом. Реальные интересы обеих стран при точном их определении исключают возможность принципиальных трений". Германия приобрела большую территорию Польши; Советский Союз по­лучил выход к Балтийскому морю и установил связь с близкими по крови белорусами и украинцами. По словам Риббентропа, фюрер не стремился к "безбрежным территориальным завое­ваниям", а СССР настолько велик, что у него не может быть ни­каких стремлений вмешиваться в немецкие территориальные дела. Тем самым заложен фундамент для пассивного баланса взаимных интересов.

Далее немецкий министр перешел к "активной" стороне этого вопроса. А она состояла в желании Германии договорить­ся с Советским Союзом в отношении Англии. "У нас полагают, что в английском комплексе существует параллелизм между немецкими и советскими интересами". Если принять во внима­ние, что Риббентроп при этом сослался на опыт "совместного урегулирования польского вопроса", то становится очевидным, что германское руководство намекало на возможность какого- то соглашения об определении сфер интересов двух стран при­менительно к упомянутому "английскому комплексу".

Заканчивая этот сюжет, Риббентроп сказал, что "дело шло бы тогда к сотрудничеству на долгие времена, ибо фюрер мыс­лит крупными историческими категориями". Немецкий ми­нистр сообщил, что он привез текст соответствующего совме­стного заявления и его следует придать гласности. "Германия не ждет военной помощи от Советского Союза, так как она справится с Англией и Францией сама, но смысл совместного заявления состоял бы в том, чтобы продемонстрировать перед всем миром сотрудничество между Германией и Советским Союзом и их согласие в принципиальных вопросах внешней политики".

Мы сознательно столь подробно изложили эту часть заявле­ния германского министра, так как она отражает намерения Германии в отношениях с Советским Союзом. Нацистское ру­ководство в общем плане не скрывало идеологических расхож­дений между двумя странами и режимами. Но оно переводило вопрос в геополитическую плоскость. Гитлер и его окружение стремились активнее втянуть Советский Союз в антианглий­скую деятельность, вплоть до возможного соглашения о судьбе английских владений в Азии. Из приведенных в дальнейшем материалов станет ясным, что в первую очередь они имели в виду Афганистан. Их желанием было выступить с каким-ни­будь совместным заявлением антибританского содержания, чтобы застраховать себя от возможного сохранения связей Со­ветского Союза с Англией и Францией.

Следует заметить, что в целом Риббентроп избегал слишком явных формулировок, делая акцент на совпадении политиче­ских интересов. Он выделил два вопроса, интересующих не­мецкую сторону. Первый касался окончательного очертания границы между двумя странами. Германия хотела бы несколь­ко скорректировать протокол от 23 августа и получить район нефтяных месторождений на юге, в верхнем течении р. Сан, а также у Овгустово и Белостока, где находятся обширные леса. Риббентроп объяснял это потребностями в нефти и лесе. Гер­мания выступила против сохранения независимой Польши, по­скольку самостоятельность Польши была бы источником постоянного беспокойства.

Второй пункт касался Прибалтики. Риббентроп заявил, что Германия приветствует постепенное решение прибалтийского вопроса, рассматривая предстоящее подписание договора с Эс­тонией, а затем и с другими Балтийскими странами как первые шаги в этом направлении. Явно выражая одобрение советских планов, Риббентроп сказал: "Мы не заинтересованы в делах Эстонии и Латвии". Напомнив о согласии фюрера дать Совет­скому Союзу незамерзающие гавани на Балтике, он добавил, что Гитлер склонен передать в сферу советских интересов Лит­ву (как этого хотел Советский Союз), но Германии необходим несколько больший эквивалент за эту уступку, чем ранее пред­лагала Москва. При этом он провел на карте линию от южной оконечности Литвы в сторону соединения с Бутом.

В целом германская позиция была высказана достаточно определенно. Нацистское руководство не скрывало заинтере­сованности продолжать сотрудничество и взаимодействие в политической, экономической и военной областях. В сущности предложения Германии вносили мало нового в тот поворот, ко­торый был сделан Гитлером ранее и который привел к пакту Молотова — Риббентропа от 23 августа.

Однако нас больше привлекает не изложение германской позиции, а точка зрения советского руководства. Переговоры 27 — 28 сентября должны были дать ответ, насколько далеко Москва хотела и могла идти в своей ориентации на Германию. Следует еще раз подчеркнуть, что Советский Союз только на­чал реализацию секретного протокола в части разграничения сфер интересов и потому нуждался в германской поддержке.