Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис: сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

В другом январском обзоре за тот же год, обращаясь к исто­рии, авторы приходят к выводу, что Сталин сохраняет в своей нынешней политике верность клятве, данной на похоронах Ленина в 1924 г., "усиливать и расширять союз республик" 48.

Сопоставляя еженедельные обзоры, специально составляе­мые британской разведкой, с обсуждениями на заседаниях во­енного кабинета, можно заключить, что они играли весьма су­щественную роль в процессе принятия решений британским руководством. Эти обзоры базировались на разведданных, в том числе и на сведениях о советско-германских отношениях. В то же время их аналитическая часть и выводы показывали, что британские спецслужбы часто весьма поверхностно судили о действительных целях и намерениях Сталина и его окру­жения.

* * *

Анализ различных документальных источников о советско- английских отношениях позволяет прийти к следующим за­ключениям. Продолжая линию, начатую в сентябре 1939 г., СССР избегал резких действий, которые могли бы представить его как воюющего союзника Германии. Советские представи­тели стремились создать впечатление в Лондоне, что СССР ос­тается нейтральным государством.

В октябре 1939 г. в беседах с британскими деятелями в Москве затрагивалась проблема переговоров о мире. Об этом же говорил Гитлер, выступая в рейхстаге 6 октября, и совет­ские дипломаты намекали на возможную посредническую роль СССР. Между тем в реальные намерения и Гитлера, и Сталина в те месяцы отнюдь не входила такая задача. Да и в Великобри­тании к этому также не стремились.

В Москве в тот момент начались переговоры с финской де­легацией, и СССР был очень заинтересован в немецкой под­держке. Кроме того, как видно из документов, Молотов посто­янно информировал Шуленбурга и через него Риббентропа обо всех разговорах Майского в Лондоне и Сидса в Москве. В Мо­скве опасались, что немцы узнают об этих контактах из других источников, и тогда возникнут нежелательные осложнения в советско-германских отношениях.

В то же время, формально оставляя дверь открытой для кон­тактов с Лондоном, советское руководство явно не намерева­лось их активно развивать. Собственно, единственное, что могло бы быть реальным, — это переговоры о торговом соглашении. Но, проявив готовность пойти на них, Кремль быстро потерял к ним интерес. На все вопросы англичан по этому поводу в Нар­коминделе долго не давали ответа, затем начали обвинять Анг­лию в проведении антисоветской политики и, наконец, заяви­ли, что переговоры возможны лишь при условии отказа ее ру­ководства от пропаганды против СССР. Подобная тактика лишь подтверждала во многом пропагандистский характер сог­ласия на торговые переговоры. Москву в тот период устраива­ло установившееся между Лондоном и Москвой состояние "ни войны, ни мира 11 .

Кроме того, из донесений Майского было ясно, что англий­ские лидеры удовлетворены неучастием Советского Союза в войне, который избегал вовлечения в активные действия на стороне Германии. Москву же устраивала весьма сдержанная реакция Лондона на советские акции в Польше и в Прибалти­ке. В тот момент Сталин явно не хотел большего. Резко враж­дебная антисоветская позиция британской прессы и общест­венного мнения добавляла аргументы не в пользу улучшения отношений с Великобританией. Свою лепту вносили и обзоры советского посольства, в которых подчеркивалась общая враж­дебность к СССР правительства Чемберлена — Галифакса, бри­танского истеблишмента и прессы.

Но и в Москве изменили пропагандистский тон; все газеты и радио перешли к резкой критике британского империализма, объявляя Англию сторонником войны, агрессором, стремя­щимся к мировому господству. Отклонив попытки Германии вовлечь СССР в реальные действия в Афганистане, направлен­ные против Англии и США с целью подрыва английских пози­ций в Индии, в то же время советские средства пропаганды усилили критику колониальной политики Великобритании в Индии и на всем Среднем и Ближнем Востоке. В советской по­литике немалое место занимало положение на Балканах и в Турции. СССР стремился ослабить там влияние и Великобрита­нии, и Германии, вызывая подозрение в обеих странах.

В целом же позиция СССР по отношению к Англии была сдержанной и умеренно враждебной. Москву в тот момент яв­но устраивало создание впечатления, что она сохраняет конта­кты с британскими властями, но не идет ни на какие реальные шаги к их развитию.

Схожая ситуация была и в Великобритании. После шока, вызванного подписанием советско-германского пакта, здесь занялись калькулированием дальнейшего хода событий. Если судить по документам из британских архивов, английское ру­ководство больше всего было обеспокоено перспективой со­ветско-германского сотрудничества, в том числе и в военной сфере. В Лондоне догадывались о советско-германских секрет­ных договоренностях. Чемберлен и Галифакс понимали, что польский поход и договоры со странами Балтии вытекали из ка­ких-то договоренностей. Но им было неясно, какую цену за это должен был заплатить Советский Союз.

Впрочем, весьма скоро в Лондоне пришли к выводу, что со­ветское правительство, несмотря на сближение с Германией, не собиралось активно вовлекаться в войну. Британское прави­тельство принимало к сведению уверение о советском нейтра­литете. Такая позиция в определенной мере устраивала Лондон, и британское руководство смирилось с присоединением к СССР западных областей Украины и Белоруссии и с договора­ми со странами Балтии.

В октябре — ноябре наибольшее беспокойство Лондона вы­зывало возможное движение СССР на Балканы и особенно в Афганистан и районы Ближнего и Среднего Востока. Британ­ское и французское правительства смогли преодолеть актив­ные попытки Советского Союза помешать заключению догово­ра Англии и Франции с Турцией. Но в Британии с крайним опа­сением следили за советскими планами в отношении Румынии (Бессарабии), Болгарии и других Балканских стран.

В условиях войны возможности Англии воздействовать на события были довольно ограничены. Она опасалась главным образом советско-германских договоренностей в отношении Балкан. Но к концу ноября в британском МИД и в разведке пришли к заключению, что совместные операции СССР и Гер­мании на Балканах, по крайней мере в те месяцы, вряд ли осу­ществимы. В Лондоне уже тогда полагали, что существует не­мало факторов, вызывающих напряженность между СССР и Германией. И именно ввиду этого, не желая создавать новых осложнений, в Лондоне не протестовали против советских ак­ций в Польше и Прибалтике, рассчитывая, что со временем и там интересы СССР и Германии могут столкнуться.

Сопоставляя записки комитета начальников штабов бри­танских вооруженных сил, еженедельные обзоры английской разведки и донесения британских дипломатов, можно заклю­чить, что их выводы шли в одном и том же русле и по основным позициям совпадали. Как показывает один из обзоров, развед­ка была осведомлена о конфиденциальных беседах Шуленбур­га с Молотовым и о предложении германского правительства об усилении советского военного присутствия и даже ввода войск в Северный Афганистан. Известно было и о том, что со­ветское руководство отклонило это предложение. Но в Лондо­не были сильно встревожены. К тому же советские средства информации начали активно муссировать идею об империали­стической политике Британии в Индии. По мнению британ­ских военных и разведки, именно из-за этих районов Англия могла быть втянута в конфликт с СССР.