Игорь Гостев - Русский Север в войнах XVI – XIX веков

Русские в английском плену. The illustrated London news. 1854. September, 23.

В английском, французском и турецком плену во время войны 1853–1856 гг. при разных обстоятельствах оказалось довольно много гражданских лиц из России, не участвовавших в боевых действиях, таких как И. Дуракин и И. Гвоздарев.

Вскоре после окончания войны в канцелярии архангельского военного губернатора вице-адмирала С. П. Хрущова разбиралось множество дел по прошениям северян о возмещении убытков, нанесенных им неприятелем. Среди прочих в июле 1856 г. было заведено дело и по просьбе Ивана Дуракина «о вознаграждении убытков, понесенных им чрез взятие неприятелем принадлежащей просителю шхуны». Разоренный купец, ставший по возвращении из плена мещанином г. Кеми и пытавшийся хотя бы частично компенсировать нанесенный ему ущерб, приводил следующие доводы:

«На шхуне моей при захвате оной крейсерами не было никаких военных орудий и никакой контрабанды, и в том, что я на оном был в Норвегии и возвращался в Архангельск, по случаю меновой торговли, англо-французское правительство (так в документе — Р. Д.) имело в виду свидетельство норвежского начальства, следовательно, англо-французское правительство задержанием меня и штурмана моего в плену и отнятием шхуны моей поступило в совершенное нарушение условий с шведским правительством о предоставлении приморским жителям Архангельской губернии свободной меновой торговли и беспрепятственного плавания судов их в Норвегию и обратно.

Отобранное у меня англо-французским правительством судно, по бывшему на оном большому запасу судовых принадлежностей, стоило мне до 6 т. рублей серебром, от задержания меня в плену дела мои пришли в расстройство, от чего вся потеря капитала моего простирается до 10 т. руб. серебром. Потеря столь значительного капитала, приобретенного многолетними трудами невозвратима и лишает средств к восстановлению промышленности моей по-прежнему, если правительством не будет оказано мне пособия» [647].

Надо отдать должное Степану Петровичу Хрущову он не проигнорировал эту просьбу, не ограничился формальной отпиской, а распорядился собрать дополнительные сведения по делу в архангельской таможне, в шведско-норвежском консульстве. Архангельская таможня на запрос С. П. Хрущова о том, когда, куда и с каким грузом направилась в начале навигации 1854 г. шхуна И. Дуракина, сообщила:

«Бывший кемский купец, ныне мещанин Иван Дуракин отошел от Архангельского порта 26 мая 1854 года на российском судне "Двина" в Тромсе (что в Норвегии) с хлебными товарами, ему, Дуракину, принадлежащими, а именно: 550 кулями ржаной муки, 12 мешками крупичатой муки и 70 мешками овсяной крупы» [648].

В шведско-норвежском консульстве Архангельска подтвердили, что 25 мая 1854 г., шкипер российской шхуны «Двина» Иван Дуракин из Кеми предъявлял в консульстве свой судовой паспорт для следования в Тромсе с вышеперечисленным грузом [649].

Наконец, в ноябре 1856 г., через шведско-норвежского консула в Архангельске Б. Флейшера пришел официальный ответ от властей норвежского Финнмарка о пребывании И. Дуракина в Норвегии. Проживающий в Тромсе купец Андреас Огорд, переводчик Отар Гольмбо, русский шкипер Федор Антонов так или иначе подтверждали факт получения Дуракиным документа о пребывании его в Тромсе по делам хлебной торговли. Все они утверждали, что соответствующее свидетельство подписал капитан-лейтенант Крог (H. Krogh) [650].

Сомнений не осталось. В ноябре 1856 г. архангельский военный губернатор, посчитав просьбу Дуракина об оказании ему пособия заслуживающей внимания, представил ее министру внутренних дел. В марте 1857 г. пришел ответ:

«Отзыв Ваш по сей просьбе сообщен был, по принадлежности, для зависящего распоряжения Министерству иностранных дел, которое ныне уведомляет, что претензия Дуракина, вместе с другими подобными, была уже в 1854 в виду сего министерства и министерство тогда же ходатайствовало об удовлетворении оной, но все старания по сему предмету остались без успеха; французское и английское правительства, обещавшие в начале минувшей воины не препятствовать торговле жителей Архангельской губернии с Финмаркеном, вскоре потом от такового обещания совершенно отказались, а впоследствии получено сведение, что помянутая шхуна "Двина", по приговору французских судебных мест признана законным призом; про таких обстоятельствах нельзя ожидать успеха от нового домогательства по настоящему делу и Министерство иностранных дел признает неудобным возобновлять по оному сношение с французским правительством» [651].

Таким образом, командование французской эскадры, не сумевшее за всю навигацию 1854 г. в Белом море одержать ни одной убедительной победы, в нарушение ранее данных официальных обещаний правительством Франции захватило безоружное торговое судно, представило его «законным призом», а бывших на нем шкипера и штурмана — военнопленными. Французские «судебные места», подтвердили потом «законность» происшедшего. В противном случае пришлось бы судить французских офицеров. А судить их, похоже, было за что.

В том же самом месте, у острова Сосновца, где 31 августа (12 сентября) была захвачена шхуна И. А. Дуракина, 2 (14) сентября того же 1854 г. некий французский военный бриг остановил норвежскую шхуну «Гобет». Вероятнее всего, это был тот самый бриг, который захватил «Двину». Шкипер норвежской шхуны Оле Гансен с возмущением рассказывал потом русским портовым властям в Архангельске, что французский офицер требовал от него 30 франков «за будто бы сделанные по его шхуне два выстрела» (имелись в виду, вероятно, предупредительные выстрелы, произведенные с брига, чтобы заставить норвежское торговое судно лечь в дрейф). Поскольку О. Гансен упорствовал и денег французам за потраченный ими порох давать не хотел, офицер брига приказал своим людям забрать у норвежцев единственную шлюпку, лишив их тем самым основного спасательного средства [652].

Нетрудно заметить, что захват русской шхуны и грабеж норвежской шхуны, произведенные французскими моряками у острова Сосновца с разрывом в один день, характеризуются единством стиля.

Можно с большой долей уверенности предположить, что к началу осени 1854 г. офицеры французской эскадры были всерьез озабочены тем, как встретят их на родине. В отличие от англичан, которым довелось поучаствовать в многочасовой перестрелке с защитниками Соловецкого монастыря, почти полностью сжечь «столицу русской Лапландии — город Колу», побывать в нескольких перестрелках с жителями прибрежных русских селений, активность французских моряков была еле заметной. Между тем, навигация на Белом море подходила к концу. За оставшиеся до отправления на родину дни нужно было либо попытаться добиться хотя бы символического успеха, либо его придумать Французы, видимо, решили остановиться на последнем, взяв в качестве примера для подражания захват англичанами шхуны «Волга».