Коллектив авторов Биографии и мемуары - Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников

Впервые опубликованная Л. Н. Майковым в журнале «Русский Вестник» (1893, № 9, стр. 160—167) «Встреча с Пушкиным за Кавказом» была затем перепечатана нм в книге «Пушкин» (СПб., 1899).

Уже позднее этой записки М. И. Пущин написал свои обширные «Записки», в значительной мере посвящённые декабрьским событиям и колониальным войнам, в которых он принимал деятельное участие. Впервые полностью они опубликованы в «Русск. Архиве», 1908, № 11—12. В них Пущин также вспоминает о своей встрече с Пушкиным, но уже только в форме попутных замечаний.

Манифест о разрыве с Турцией издан был 14 апреля 1828 г. 14 июня действующая армия перешла границу, а уже 25 июня штурмом, без осады, взят был Карс. Столь же лёгкими оказывались и другие победы, поскольку ни регулярные войска Аббаса-Мирзы ни ополчения турецких пашей не были сколько-нибудь серьёзными противниками. Если, вопреки очевидной слабости неприятеля, война затянулась до октября 1829 г., то объяснялось это всего более нерешительностью русского командования, вынужденного учитывать нежелание Николая I наносить слишком чувствительные удары неприятелю и тем самым создавать угрозу существованию Турецкой империи.

Внезапный отъезд Пушкина 1 мая 1829 г. в действующую армию, без разрешения царя и Бенкендорфа, вызвал серьёзное беспокойство правительства, конкретно выразившееся в срочной рассылке предписаний об установлении за Пушкиным бдительного надзора. Бенкендорф склонен был путешествие Пушкина приписать желанию его повидаться с декабристами, сосланными в кавказский корпус. Подозрения эти были несомненно основательны: на Кавказе в 1829 г. служило около шестидесяти бывших членов тайных обществ, и именно в их кругу Пушкин по преимуществу проводил время, находясь в армии.

Пушкин прибыл в русский лагерь 13 июня.

Историк турецкой кампании, генерал Ушаков писал: «Перестрелка 14 июня 1829 г. замечательна потому, что в ней участвовал славный поэт наш А. С. Пушкин… Когда войска, совершив трудный переход, отдыхали в долине Инжа-су, неприятель внезапно атаковал переднюю цепь нашу, находившуюся под начальством полковника Басова. Поэт, в первый раз услышав около себя столь близкие звуки войны, не мог не уступить чувству энтузиазма. В поэтическом порыве он тотчас выскочил из ставки, сел на лошадь и мгновенно очутился на аванпостах. Опытный майор Семичев, посланный генералом Раевским вслед за поэтом, едва настигнул его и вывел насильно из передовой цепи казаков в ту минуту, когда Пушкин, одушевлённый отвагою, столь свойственною новобранцу-воину, схватив пику после одного из убитых казаков, устремился противу неприятельских всадников. Можно поверить, что донцы наши были чрезвычайно изумлены, увидев перед собою незнакомого героя в круглой шляпе и бурке. Это был первый и последний военный дебют любимца муз на Кавказе» («История военных действий в Азиатской Турции в 1828 и 1829 годах», ч. 2, Варшава, 1843, стр. 303).

Описал это сражение и сам Пушкин (в альбоме Ел. Н. Ушаковой он зарисовал свой автопортрет, в бурке и с пикой в руках) в главе III «Путешествия в Арзрум», запечатлев в своём повествовании и Пущина: «Граф послал Пущина осмотреть овраг. Пущин поскакал. Турки приняли его за наездника и дали по нём залп. Все засмеялись». «Вечером, — заключает Пушкин, — я узнал, что в сём сражении разбит сераскир арзрумский, шедший на присоединение к Гаки-Паше с 30 000 войска. Сераскир бежал к Арзруму; войско его, переброшенное за Саган-лу, было рассеяно, артиллерия взята, и Гаки-Паша один оставался у нас на руках».

Арзрум занят русскими войсками без боя 27 июня 1829 г. Сераскир с десятитысячным войском и со всей артиллерией сложил оружие.

Лёд сломан.

«Во Владикавказе нашёл я Дорохова и Пущина, — писал Пушкин в „Путешествии в Арзрум“. — Оба ехали на воды, лечиться от ран, полученных ими в нынешние походы. У Пущина на столе нашёл я русские журналы. Первая статья, мне попавшаяся, была разбор одного из моих сочинений. В ней всячески бранили меня и мои стихи. Я стал читать её вслух. Пущин остановил меня, требуя, чтоб я читал с большим мимическим искусством… Требование Пущина показалось мне так забавно, что досада, произведённая на меня чтением журнальной статьи, совершенно исчезла, и мы расхохотались от чистого сердца». Сам Пущин в письме к брату из Кисловодска от 25 августа 1829 г. писал: «Время здесь провожу довольно приятно. Лицейский твой товарищ Пушкин, который с пикою в руках следил турок перед Арзрумом, по взятии оного возвратился оттуда в приехал ко мне на воды, — мы вместе пьём по несколько стаканов кислой воды и по две ванны принимаем в день» («Щукинский сборник», в. 3, М., 1904, стр. 324).

Пушкин выехал из Кисловодска 8 сентября в обществе В. А. Дурова, брата известной «кавалерист-девицы», о котором писал: «Брат в своём роде не уступает в странности сестре. Я познакомился с ним на Кавказе в 1829 г., возвращаясь из Арзрума. Он лечился от какой-то удивительной болезни, в роде каталепсии, и играл с утра до ночи в карты. Наконец он проигрался, и я довёз его до Москвы в моей коляске. Дуров помешан был на одном пункте: ему непременно хотелось иметь сто тысяч рублей. Всевозможное способы достать их были им придуманы и передуманы. Иногда ночью, в дороге, он будил меня вопросом: Александр Сергеевич! Александр Сергеевич! как бы, думаете вы, достать мне сто тысяч?» («О Дурове». 1833).

Приведённые Пущиным стихи и другие, которых он не запомнил («Сосок чернеет сквозь рубашку»), впервые напечатаны — первое в «Полярной Звезде» на 1859 г., а второе в Гербелевском сборнике 1861 г., то есть несколькими годами позже написания Пущиным своих воспоминаний. Белинский в 1846 г. вспомнил напечатанные в «Невском Альманахе» «суздальские изображения из „Евгения Онегина“ над которыми и тогда все смеялись от души, а Пушкин даже написал на них стихи, которые по их неудобству к печати не были напечатаны… По всему видно, что Пушкин остался очень благодарен „Невскому Альманаху“ за его картинки из „Онегина“ и в особенности за изображение Татьяны в виде жирной коровницы, страдающей спазмами в желудке».

В «Путешествии в Арзрум», описывая занятие русскими войсками Топ-Дага 27 июня 1829 г., Пушкин замечал, что «приехал туда с поэтом Ю.» Этот «поэт Ю.» — будущий известный археолог и не менее известный крепостник и реакционер, Михаил Владимирович Юзефович (1802—1889), тогда либеральствующий поручик Чугуевского уланского полка, состоявший при Паскевиче в действующей армии.

Воспоминания Юзефовича о Пушкине, написанные в июле 1880 г. и подсказанные автору теми торжествами, которыми сопровождалось открытие памятника Пушкину в Москве (напечатаны в «Русск. Архиве», 1880, № 3, стр. 431—446), имели целью по его объяснению, «смыть с памяти поэта те остатки предубеждений, которые до сих пор ещё пятнают его нравственный образ». Этим самым Юзефович мог бы оказать очень дурную услугу Пушкину, если бы мы не имели достаточно данных для критической оценки его воспоминаний. «Нравственный образ» Пушкина, его политические и общественные взгляды после крушения декабристов, его религиозные настроения и т. д. Юзефович реконстрирует в полном соответствии с собственными убеждениями и настроениями, беззастенчиво перелицовывая Пушкина по своему образу и подобию (подробно см. во вступительной статье, стр. 25—26 [См. гл. 4 вступит. статьи, окончание. — Прим. lenok555 ]).