Коллектив авторов Биографии и мемуары - Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников

Т. е., «мозольщик уверяет, что у вас мозоль лучше, чем у моей жены». Игра французскими словами: cor — мозоль и corps — тело. ( В. С. ).

«C’est vous probablement qui lui dictiez les pauvretés qu’il venait débiter… il débite des calembours de corps de garde» — слова Пушкина к барону Геккерну-отцу. ( В. С. ).

Такая экспертиза была произведена в 1927 г. и установила, что оскорбительные дипломы на имя Пушкина написаны были будущим известным эмигрантом и генеалогом кн. П. В. Долгоруковым (П. Е. Щёголев, назв. соч., стр. 487—488). История последней дуэли Пушкина наиболее подробно рассказана Данзасом (стр. 549 и след. [Ориентир: ссылка на прим. 337 [552]. — Прим. lenok555 ]). См. ещё рассказ Соллогуба в записи Н. И. Иваницкого («П. С.», XIII, стр. 36—37).

Рассказы Константина Карловича Данзаса (1801—1870), лицейского товарища и секунданта Пушкина в его последней дуэли, напечатаны были только однажды, в 1863 г., отдельной брошюрой, ставшей библиографической редкостью. Записаны были эти рассказы приятелем Данзаса, А. Аммосовым, сообщавшим в предисловии: «Имея честь близко и давно знать глубокоуважаемого вами г. Данзаса и беседуя с ним при частых встречах, мы нередко старались незаметно наводить разговор наш на обстоятельства, сопровождавшие кончину Пушкина. Рассказы Константина Карловича тотчас по окончании наших бесед старались мы записывать по возможности слово в слово и сделанные нами заметки прочитывали потом ему».

Преддуэльная история Пушкина изучена во всех своих подробностях, так что нет недостатка в материалах для проверки достоверности рассказов Данзаса. Такая проверка свидетельствует о большой правдивости этих рассказов, пользующихся заслуженной популярностью в научной пушкиниане. Последнее вполне понятно. Рассказы Данзаса исключительно ценны прежде всего теми живыми подробностями, которые сохранила память этого единственного свидетеля последних преддуэльных часов Пушкина и самой дуэли. Все бесчисленные рассказы о дне 27 января, запечатлённые в мемуарных и эпистолярных записях, первоисточником своим имели, в конце концов, всё те же рассказы Данзаса.

С другой стороны, воспоминания Данзаса с предельной для современника откровенностью вскрывают истинные причины дуэли, ту трагедию Пушкина, которая заставляла его искать смерти, тот страшный механизм, который убил Пушкина рукою Дантеса. Интересен в воспоминаниях Данзаса и рассказ о первых шагах Дантеса в Петербурге и о впечатлении, произведённом на Петербург гибелью Пушкина (см. отзыв об этой книге М. Н. Лонгинова, «Современные Известия», 1863, № 12).

— Нет, государь, это мой соотечественник, легитимист, как и я, г-н Дантес.

— Ах! Дантес, я его знаю, императрица говорила мне о нём.

О получении анонимных писем и о своих подозрениях насчёт их происхождения Пушкин сообщил Бенкендорфу в письме от 21 ноября 1836 г. Подробно см. у Соллогуба, стр. 532—533 [См. отрывок, начинающийся на 2 абзаца выше ссылки на прим. [531]. — Прим. lenok555 ].

«Если бы не эти записки, — говорит Данзас, — у Пушкина с Дантесом не было бы никакой истории».

Когда Пушкин отказал Дантесу от дому, Дантес несколько раз писал его жене, по словам Данзаса; Наталья Николаевна Пушкина все эти письма показывала мужу.

Рассказ о передаче вызова через К. О. Россета и о секундантстве этого последнего недостоверен.

Моя своячиница не знает теперь, какой национальности она будет: русской, французской или голландской?

Письма Дантеса к Пушкину неизвестны.

Ты возьмёшь его, негодяй.

Я хочу теперь посвятить вас во всё.

При этом Пушкин прочитал вслух списанную им самим копию с письма своего к Гекерену (отцу) и отдал её Данзасу. О письме этом сказано выше. (Примечание автора).

Теперь единственное, что я хочу вам сказать, — это то, что если дело не окончится сегодня же, то при первой встрече о Геккереном, отцом или сыном, я плюну им в лицо.

Вот мой секундант. — Вы согласны?

У д’Аршиака с Пушкиным раньше была по случаю этой дуэли переписка (Примечание автора).

Дуэльные условия переданы Данзасом с большой точностью. Он не упомянул только об одном пункте, гласившем, что «после выстрела противникам не дозволяется менять места, для того, чтобы выстреливший первым огню своего противника подвергся на том же самом расстоянии». Этим, конечно, объясняется требование раненого Пушкина, чтобы Дантес после выстрела не трогался с места (см. стр. 551 [Ориентир: ссылка на прим [556]. — Прим. lenok555 ]). В письменном тексте условий нет пункта относительно возможности объяснений между противниками через секундантов. На следствии Данзас показывал, что «к сим условиям д’Аршиак присовокупил не допускать никаких объяснений между противниками, но он (Данзас), … имея ещё в виду не упускать случая к примирению, предложил, с своей стороны, чтобы в случае малейшей возможности секунданты могли объясниться за них».

Мне это совершенно безразлично, только постарайтесь сделать всё возможно скорее.

Всё ли, наконец, кончено?

Раненый Пушкин упал на шинель Данзаса, окровавленная подкладка хранится у него до сих пор.

Мне кажется, что у меня раздроблена ляжка.

Подождите, у меня ещё достаточно сил, чтобы сделать свой выстрел.

В письме к П. А. Вяземскому от 6 февраля 1837 г. Данзас сообщал: «Слова Алек. Сергеев., когда он поднялся, опершись левою рукою, были следующие: „Attendez, je me sens de force pour donnez mon coup“» («Дуэль Пушкина с Дантесом. Подлинное военносудное дело 1837 г.», СПб., 1900, стр. 54. Ср. там же в письме д’Аршиака от 1 февраля 1837 г. к Вяземскому, стр. 53).

Я думаю, что я ранен в грудь.

Задлер перед приездом к Пушкину только что успел перевязать рану Дантеса. (Прим. автора.)

Записку эту Арендт взял с собою обратно. (Прим. автора.)

Легенда о письме Николая I к Пушкину создана была друзьями поэта всё с тою же целью посмертной политической реабилитации его.

Даль с этого времени до самой смерти Пушкина оставался в его доме вместе с другими друзьями Пушкина и отлучался только на несколько минут. Пушкин не был коротко знаком с Далем и говорил ему «вы»; в последние минуты начал говорить «ты». У больного Пушкина почти постоянно был и граф Г. А. Строганов. (Прим. автора.)