Денис Хрусталёв - Русь от нашествия до «ига». 30–40 гг. XIII в.

Вся летописная статья 6743 (1235) г. состоит из одной во всех отношениях примечательной фразы: «Мирно бысть» [144]. Насколько должны быть счастливы люди, способные оставить потомкам описание целого года своей жизни лишь в наикрасивейшей из фраз — «Мирно бысть». Вся ценность и блеск мироздания заключены в этой лаконичной и незамысловатой записи, после которой очень сложно продолжать чтение летописного текста без улыбки и без влажных глаз. Возможно, в этом 1235 г. и проходит та самая граница эпох, рубеж одной (к сожалению, только одной) стадии развития одного (к сожалению, только одного) из регионов Руси, того самого, где позднее родится и Россия и будет складываться ее судьба. Воистину блаженны люди, способные представить свою историю такими словами!

Последний раз запись «Мирно бысть» была использована только в Повести временных лет для 6537 (1029) г. [145]Может быть, летописец хотел провести некую параллель с той героической и легендарной эпохой, когда Русь, лишь вступив на арену истории, плавно приближалась к своему расцвету, когда не была построена София, но была уже Десятинная, когда не было даже политического единства, а страна была поделена на владения Ярослава Мудрого и Мстислава Тмутараканского, на Чернигов и Киев, на просвещенный Восток и дикий Запад.

Конечно, модель «Мирно бысть» могла использоваться и как простое заполнение досадной лакуны, ведь мы знаем, что для других земель и не только русских 1235 г. вовсе не был ни мирным, ни бесцветным. В южных землях в это время перетягивали канат славы и власти две группировки близких родственников: галицко-киевская коалиция шла походом на гордый Чернигов, а потом бежала разгромленная под Торческом, перестав быть и галицкой, и киевской. Очень тревожно начал статью того же «мирного» 6743 (1235) г. новгородский летописец:

«Не хотя исперва оканьныи, всепагубныи дияволъ роду человеческому добра…» [146].

И даже несмотря на то что после этих слов следует описание событий вокруг Киева-Чернигова, такое вступление к рассказу дает пищу для более широкого символического ряда. Ведь именно в 1235 г. на далекой реке Онон состоялся исторический курултай, на котором монгольские вожди приняли решение совершить большой общемонгольский поход в Европу, «до последнего моря». Началась война…

После смерти Чингисхана (Тэмуджина) в 1227 г. потребовался съезд монгольской знати (курултай) для утверждения его преемника в управлении обширной империей [147]. Им стал третий по старшинству Чингизид Угэдей, принявший в 1229 г. после двух лет траура титул великого хана («каан») [148]. Он продолжил политику отца по расширению зависимых от монголов земель и созданию универсальной империи. Для первых лет правления Угэдея наиболее актуальными были военные операции вблизи собственных родовых владений в Северном Китае и Корее. Часть войск, три тумена под командованием Чормаган-нойона, была направлена в Персию, территорию которой к этому времени монгольская армия покинула. Лидер сопротивления власти великого хана, ставший персидским султаном, Джелал ад-Дин был изгнан и вскоре (в 1231 г.) погиб в горах Курдистана. Лишенные вождя, иранские области поочередно признавали монгольский сюзеренитет. В 1230 г. монгольское владычество признала Корея, а к 1234 г. завершилось покорение империи Цзинь в Северном Китае [149]. На повестку дня встал вопрос о дальнейших путях внешней политики «Великой Монголии». Угэдей решил посоветоваться о перспективных планах со знатью, царевичами Чингизидами и верховными чиновниками. Около 1235 г. на реке Онон был созван второй курултай, решения которого определили новые направления экспансии: 1. Покорение империи Сун в Южном Китае. 2. Подавление вспыхнувшего незадолго до этого антимонгольского восстания в Корее. 3. Расширение владений на Ближнем Востоке, покорение Кавказа, походы в Малую Азию, действия против Багдадского халифата и сельджукского султаната. 4. Мероприятия по увеличению улуса Джучи на Запад, то есть поход в Европу.

Приоритетными были признаны операции в Корее и поход в Европу (именно в такой последовательности) [150]. В последнем случае важность и общемонгольский характер мероприятия объяснялись недостаточностью армейских подразделений, подчиненных хану Бату, главе улуса Джучи, в который была включена и еще не завоеванная Европа. Интерес к этому региону возник давно и был обусловлен естественным ростом кочевой, то есть прежде всего степной империи. С восточной стороны степи обрываются в лесах Кореи, а с западной — где-то в районе озера Балатон в Венгрии. Универсальный характер власти монгольского хана требовал фактической основы, хотя бы в отношении родной стихии кочевников, степи.

Впервые в южнорусских степях монгольские войска появились в 1222 г., когда 30-тысячный корпус под руководством Джэбэ и Субэдея, после безуспешных поисков Джелал ад-Дина в Иране, прорвался через Кавказ на тучные южнорусские равнины, где предполагал зазимовать и затем отойти через Северный Казахстан к ставке Чингисхана. Разорив Нахичевань, опустошив Арран (область между Курой и Араксом), захватив Байлакан, Гянджу, Шемаху и повоевав в Грузии, они подошли к Дербенту, на штурм которого сил уже не было. Жестокость и грозная слава Чингисхана позволили им беспрепятственно миновать этот неприступный город и пройти владения Ширваншаха. Выйдя на плоскость Северного Кавказа, Джэбэ и Субэдей столкнулись с коалицией местных племен: осетин (аланов) и половцев (кипчаков). Лицемерные уговоры в сочетании с богатыми подарками позволили монголам расколоть единый кочевнический фронт и разбить союзников поодиночке. Затем они совершили разорительный поход на Судак (в Крым) и остались зимовать в причерноморских степях, «в той области, которая вся представляла сплошные луга и поросли» [151]. Следующей весной монголов пытались атаковать уцелевшие половцы с союзными им русскими князьями, но 31 мая 1223 г. были разгромлены в битве на реке Калке [152]. Летом того же года Джэбэ и Субэдей совершили налет на Волжскую Болгарию [153], после чего повернули свои утомленные длительным рейдом тумены на родину.

После этого похода дальнейшее продвижение на запад для империи Чингисхана стало неизбежным. Сам великий хан не успел совершить поход в Европу. Предполагалось, что это будут осуществлять его наследники, которым он еще при жизни выделил наделы (улусы), призванные обеспечивать их и в хозяйственном и в военном отношении. Младшему сыну Толую по традиции отходили родовые земли в Центральной и Западной Монголии. Второй сын Чингисхана, Чагатай, получал области вдоль реки Или, населенные киданями (Кара-Кидан). Угэдей стал обладателем Джунгарии и районов верхнего Иртыша. Кулькану достались владения в Иране. Старшему же сыну Джучи, призванному возглавить монгольскую экспансию после смерти отца, Чингисхан выделил области к западу от Иртыша, Северный Хорезм, низовья Амударьи и Сырдарьи, степи Дешт-и-Кипчак к северу от Аральского моря в современном Казахстане [154]. Ему же были пожалованы еще не завоеванные земли на западе. Джучи, однако, оказался обладателем менее воинственного характера, не желал новых вторжений и, по сообщению персидского автора Джузджани, даже пытался сопротивляться наступательной политике отца, готовил заговор, но был разоблачен братом Чагатаем и убит [155]. Улус Джучи был унаследован его сыном Бату ( Батый русских летописей): «Так как Джучи на основании прежнего высочайшего повеления Чингиз-хана должен был отправиться с войском завоевать все области севера, то есть [земли] Ибир-Сибир, Булар, Дешт-и-Кипчак, Башгирд, Рус и Черкес до Хазарского Дербенда, <���…>, и подчинить их своей власти, но уклонился от [исполнения] сего приказа, то Угетай-каан, сев на царство, поручил [это] таким же образом Бату» ( Рашид-ад-Дин ) [156].