Петр Черкасов - Александр II и Наполеон III. Несостоявшийся союз (1856–1870).

Попытка Киселева успокоить Мории ссылками на то, что приезд в Варшаву Франца-Иосифа объясняется лишь желанием австрийского императора как-то искупить свою вину за неблаговидное поведение в Крымскую войну и попытаться восстановить прежние дружеские отношения с Петербургом, не произвела впечатления на Мории.

1 октября 1860 г., т. е. за три недели до встречи в Варшаве, Мории обратился с личным письмом к своему другу, князю Горчакову, которому передал слова Наполеона после получения известия о встрече в Варшаве. «Я крайне опечален этим варшавским свиданием, причем даже не по существу, а по внешнему его виду, – сказал император. – Огласка, политический эффект этой встречи принимаются в Европе за несомненный признак охлаждения с Францией, а это очень жаль и меня огорчает. Я хорошо знаю, что чувства императора ко мне не изменились, но наша признанная дружба была великой взаимной силой, тогда как кажущееся удаление ослабляет нас обоих» [438] Моту, Due de. Extrait des Memories. Une Ambassade en Russie, 1856. R, 1892. P.213 .

Мории признался Горчакову, что в данном случае разделяет мнение Наполеона, и добавил: «В конце концов, при франко-русском союзе, как это часто говорили мы друг другу, любезный князь, обоим нашим правительствам нечего опасаться ни внутри, ни извне; но разъединение ослабит их, а при настоящих обстоятельствах, может быть, что и не Франция наиболее пострадает от этого развода» [439] Ibid. P.219. .

В ответном письме (19 октября) Горчаков постарался объяснить Мории причины, вызвавшие встречу в Варшаве. Главная из них – «желание всеобщего умиротворения» в Европе. Горчаков откровенно дал понять, что Петербург, Вену и Берлин крайне обеспокоил тот размах, которое после австро-франко-итальянской войны 1859 г. приняло в Италии революционное движение, пробужденное этой войной. Далее он заверил Мории в приверженности императора Александра к союзу с Францией. «Здание, над сооружением которого трудились вы и я, – уверял он своего друга, – тесное единение между Францией и нами существует во всей целости, поскольку это касается нас. Оно не утратило в наших глазах ничего из своих свойств и представляется нам, как соглашение, основанное на взаимных и постоянных интересах обеих стран…

О союзе с другими державами нет и речи;…Россия, – особо подчеркнул русский вице-канцлер, – отделяет интересы Франции от прискорбных явлений, совершившихся в Италии после Виллафранкского мира [440] Горчаков имел в виду санкционированный Виктором-Эммануилом II поход Гарибальди на Неаполь, завершившийся в октябре 1860 г. присоединением Южной Италии к Сардинскому королевству. – П.Ч. , и считает необходимым соглашение великих держав, чтобы противодействовать злу. К соглашению этому она будет стремиться сообща с Францией, с которой связывают ее и общие взгляды на положение дел на Востоке». В завершение письма Горчаков заверил Мории, что пока он руководит русской дипломатией, «союз России с Францией не погибнет» [441] Моту, Due de. Op. cit. P. 220–227. См. также: Татищев С.С. Указ соч. С. 212. .

В неизменности курса на дальнейшее сближение с Францией Горчаков заверял Мории и после состоявшейся в Варшаве встречи. Он убеждал его в том, что ни о какой коалиции против Франции в Варшаве не было и речи. Россия в принципе исключает для себя всякую возможность участвовать в антифранцузской коалиции. Император Наполеон может быть совершенно спокоен на этот счет, подчеркивал Горчаков [442] Письмо Горчакова от 22 октября/2 ноября 1860 г. // Моту, Due de. Op. cit. P. 227–232. .

Тем не менее, подготовленный Киселевым на высочайшее имя проект оборонительного союза с Францией (сентябрь 1860 г.) не получил одобрения. Перед тем, как передать документ Горчакову, император сделал на нем краткую, но многозначительную запись: «Против кого?»…

У Александра II и его министра иностранных дел было все больше оснований для недовольства результатами сближения с Францией. «После франко-австрийской войны Россию постигло еще одно разочарование, – отмечает Э. Каррер д’Анкосс, современный французский биограф Александра II. – В 1860–1862 гг. положение христиан на Балканах заставило ее оказать им помощь, и Россия предложила Франции поучаствовать в давлении на Порту. Безразличное отношение Наполеона III к призывам Горчакова еще более ухудшило отношения двух стран. Пора выяснять отношения еще не пришла, но Александр II, по-прежнему, относившийся к Пруссии лучше, чем к Франции, встречавшийся в Варшаве в 1860 г. с Францем-Иосифом и Вильгельмом, и тем не менее еще не решившийся отказаться от политики сближения с Парижем, вполне мог задаться естественным вопросом: какие выгоды извлекла его страна из усилий, предпринимавшихся с 1857 г., и из реальной поддержки, оказанной Парижу в ходе франко-австрийской войны? Просьбы России о поддержке в пересмотре договора 1856 г. оставались гласом вопиющего в пустыне. Наполеон III по-прежнему склонялся на сторону Англии, великой державы, соперницы России, и продолжал отдавать приоритет на Балканах интересам Франции, что являлось для него достаточным основанием отказывать в поддержке России в этом регионе» [443] Carrere d’Encausse Н. Alexandre II. Le printemps de la Russie. P., 2008. R 216. Cm. также русское издание: Каррер д’Анкосс Элен. Александр II. Весна России. М., 2010. С. 160–161. .

И действительно, Наполеон III постепенно отказывался от совсем еще недавней (и недолгой) поддержки России в восточных делах. Французская дипломатия на Востоке возвращалась к политике, предшествовавшей Крымской войне. Вскрылись давние противоречия на Балканах, вновь начались споры о праве покровительства христиан Оттоманской империи, а также относительно реставрационных работ в Храме Гроба Господня в Иерусалиме, где возобновилась тяжба между восточными и западными христианами, за спиной которых стояли Россия и Франция.

Все это чувствовал граф Киселев, который тяжело переживал возобновившиеся трения в русско-французских отношениях. За годы работы в Париже, куда первоначально он отправлялся с неохотой и даже скрытой обидой на молодого государя, Павел Дмитриевич не только свыкся с порученной ему миссией, но и превратился в убежденного поборника сближения с Францией. Правда, с некоторых пор чрезмерное, в глазах Горчакова, франкофильство посла стало вызывать беспокойство в Петербурге.

Посольские функции, среди прочего, обязывали Киселева подробно информировать Петербург о развитии внутриполитической ситуации во Франции. Время от времени он направлял Горчакову подробные записки («мемуары») о раскладе политических сил во Второй империи, особенно накануне выборов в парламент (Законодательный корпус), а также по их результатам. Эти записки готовились для посла его сотрудниками, а он брал на себя их окончательную редакцию, после чего отправлял подготовленный документ министру иностранных дел.