Яков Шафирович - Письма из Карелии 1941—1944

55.

Здравствуй, Надя! Последнее письмо маме оказалось несколько ранним. Дело в том, что лишь завтра я иду в бой.

Что сказать тебе в эту, не часто случающуюся в жизни человека минуту — минуту перед боем? Обо всем говорено и писано много раз. Не буду повторяться, скажу только, что драться буду до тех пор пока рука моя держит винтовку, а глаза видят врага. Комсомольский билет, лежащий у меня в кармане не достанется врагу, взорвусь, но не сдамся!

Убьет меня немец, или ранит, или я снова вернусь для того, чтобы сообщить вам о счастливом конце? Все это разрешится через несколько часов.

Предчувствую, что все обойдется благополучно, ибо чувствую необычайную уверенность в свои силы и веру в успех. Чтобы не случилось обещаю — побольше подстрелить «Фрицев», в моем счету уже недалеко до десятка!

Ну, пока. Привет Ногинцам.

Целую крепко маму, тебя, и всех моих «сродственников».

С боевым приветом — Яков.

Адрес пиши так: 280 Полевая Почтовая Станция часть 585

56.

11 октября г.

Дорогая мама! Наконец-то я в состоянии написать тебе письмо. В последнем письме от 30 сентября 42 г. я писал, что иду в бой. Да, в этот день, день Надиных именин, когда вы сидели и ели пироги за мое и Надино здоровье, я шел в тыл к немцам. Поход состоял из тех же трудностей, что и предыдущие, а их я уже описал довольно подробно. Я думаю, что вы извините меня, что я не поздравил т. Надю, в этих условиях — как видите — было невозможно. И вот теперь позади недельный рейд в тыл к врагу, в результате, которого мы штыковым ударом разгромили врага. Теперь об этом быстро и легко пишется, пережито же и перенесено, мама, очень много. Достаточно сказать, что дрались в рукопашную.

Вернувшись из похода, хотел я написать тебе обо всем, но пришлось итти снова в бой. На этот раз я на яву пережил нечто кошмарное. Не знаю для чего бережет меня судьба, а для чего-то бережет, ибо уцелел чудом. В результате этих боев мой счет сбитых немцев достиг почти десятка.

Сейчас привожу себя в порядок, чистил оружие, брился, сейчас пойду в баню. Вот только ноги после ледяной ванны и двух суток лежания буквально в полной неподвижности — только глазами водил в стороны — распухли и хожу как на ходулях.

Да, как я вышел живым из той обстановки, в которую попал во время последнего боя?

Я, ничего от тебя не скрывал. На этот раз, мама, пережить досталось много. Будет мало, пожалуй, сказать, что я одной ногой был по ту сторону света.

Этот последний поход и бои требовали необычайной физической выносливости. Нелегко нести раненого несколько десятков км. по болотам и горам более 500 м. высотой. Нелегко пройдя вброд реку (а ведь уже выпал снег) — лежать двое суток на одном боку. Я силой никогда не отличался, но, как оказалось по выносливости мой организм в числе самых крепких. Если другие от усталости падали и плакали — со мной этого не было. Если другие уходили с t° — 39° с гаком, я ограничился насморком. Просто удивляюсь — как не заболел?

Слова, конечно, рисуют лишь очень немногое из того, что пережито. Обо всем расскажу, когда встретимся после победы над врагом. А, что встретимся — это несомненно. Уж если я вышел живым из последнего ада, кстати сказать из этого ада немец ни один не вышел, — то значит моя путеводная звезда держит правильный курс. Курс на победу, курс на на нашу встречу, курс на жизнь.

О многом можно еще написать, но я на этом кончу. Скажу только, что теперь, вероятно опять потечет прежняя однообразно — серая фронтовая, но относительно спокойная — жизнь.

Сейчас отдыхаю, отогреваюсь, отъедаюсь. Вот отдохну, обо всем подумаю, ну и черкану еще. Напишу и Наде, кстати передай, наконец, мое запоздалое поздравление со днем именин.

Я ей уже после напишу. А сейчас отдыхать, отдыхать!

Вероятно вы очень беспокоились, не получая от меня писем. Чтожь — не моя в этом вина. Зато теперь с такой радостью читаете вы эти строки! Представляю себе эту весьма трогательную картину.

Да, ко мне прибыл новый начальник. Разговорились — у него семья эвакуирована в Заречье, так что после войны вместе в Ногинск поедем! Ну, пока хватит!

Целую всех крепко, крепко.

Боевой привет. Твой Яков

Мой адрес пиши так:

280 Полевая почта. Часть 585.

Пиши так буквально, а то недойдет.

57.

27 октября 42 г.

Здравствуй, мама! Сейчас пришел с занятия и смотрю — лежат два письма — твое от 20 октября и Надино. Ты пишешь, что после 1 октября от меня не было писем. Да, довелось мне в первых числах октября побывать в месте о котором можно сказать: «оставь надежду сюда попавший». Это в полном смысле этого слова. Был как говорят «ад кромешный». Об этом бое я вправе сказать — «кричал ура, картечь визжала, рука моя колоть устала…» Мой боевой счет отправленных на тот свет гитлеровцев достиг после этого боя пока еще скромной цифры — шести штук. Да, мама, говоря откровенно — на этот раз я не думал, что выйду живым. Когда я был послан в штаб с донесением — в конце боя — там на меня смотрели как на пришельца с того света. Обросший, грязный, весь в болотной грязи, пропахший порохом, усталый и голодный — я вероятно представлял не радостную картину.

В бою пришлось мне лежать пятнадцать часов — день — за кочкой в 60—75 метрах от траншей врага. Лежал в болоте, которое сверху подернулось льдом. Конечно подо мной лед ломался и я лежал в ледяной воде. Чтобы немцы не заметили и не убили пришлось 15 часов не двигаться. Это трудно делать, хотя легко писать. Когда наступила ночь я выполз, взвалил на себя ручной пулемет убитого товарища, с другом моим — тоже оставшимся живым, — стали вытаскивать раненого. А ноги после ледяной ванны служить отказались. Вот их сгибаешь в подъеме, а они не сгибаются, как будто их нет, а вместо ног — деревяшки. Как мы его тащили, да пулемет и винтовки — не представляю теперь. А потом через реку по одному бревну, перетаскивали ползком. Поверишь — друг мой, испытанный вояка — на середине реки заплакал настоящими слезами. Зато раненый товарищ спасен. Это большая награда. Учти, что проделывали все это под ураганным огнем.

Так вот после этого боя я еле справился как морально так и физически. На ногах до сих пор опухоль не спала, а подушечки от обморожения есть на всех пальцах. Очень жаль погибших друзей, но чтожь — поделаешь. За их смерть мы жестоко отомстим и будем мстить впредь.

Я вам не писал, потому что о вас после боя совсем не думал — голова была как пустая. Ни газет не читал, ни думал ни о чем. Ел, спал, отдыхал. Чувствовал себя как будто из меня вытряхнули содержимое, а футляр поставили сушиться.

Но — сейчас я как воскрес. Чувствую себя я прекрасно, только болят и мерзнут очень ноги и руки. Теперь калеченные и руки и ноги.

Ну, что еще написать тебе? У нас сейчас по пояс снега навалило. Морозов пока нет, всего только 10°—25°. Ночь полярная, длинная и т. д.