Денис Хрусталёв - Северные крестоносцы. Русь в борьбе за сферы влияния в Восточной Прибалтике XII–XIII вв. Том 2

«Того же лета роспревшеся убоици Миндовгови о товаръ его, убиша добра князя Полотьского Товтивила, а бояры полотьскыя исковаша, и просиша у полочанъ сына Товтивилова убити же; и онъ вбежа в Новъгородъ с мужи своими» [359].

Однако даже если сына Товтивила звали Константин [360], его сопоставление с зятем Александра затруднительно. Во-первых, новгородский летописец знал его отчество и вряд ли заменил бы его на «зять Александровъ». Во-вторых, в статье о походе на Юрьев и Товтивил, и Константин упоминаются вместе, но на их связь ничто не указывает. Более того, летописец, очевидно, сообщает о персонаже, ранее ему не знакомом: титул «князь» подчеркнут — записан после имени, в то время как у остальных — перед именем. Титул Товтивила также специально подчеркнут: не «(литовский) князь Товтивил с полочаны», а «полоцкий князь Товтивил с полочаны и литвой». Ни Константин, ни даже Товтивил не были столь знакомы новгородскому читателю, как Ярослав Ярославич, который даже не обозначен князем, тем более тверским, но просто — «Ярославъ, брат Александровъ». Странно было бы представить этого Константина также правителем Полоцка при Тройнате, убившем его отца. Скорее всего, версия о родстве Константина и Товтивила ошибочна [361].

В свое время известный русский специалист по генеалогии Н. А. Баумгартен предложил другую версию происхождения Константина. Он считал Константина сыном полоцкого князя Брячислава или его ближайшим родственником [362]. Эта гипотеза казалась убедительной также Д. Н. Александрову и Д. М. Володихину. Ученые даже готовы были представить Константина братом Изяслава, его преемника на полоцком столе [363]. При этом, однако, не разъяснялось политическое значение смены полоцких князей.

Константин как представитель древней династии полоцких правителей, изгнанных ранее из Полоцка литовцами, оказался поддержан литовским королем Тройнатом. Однако вскоре Константин вступает в переговоры с Орденом, с которым Тройнат много лет вел ожесточенную борьбу; причем дарит ему земли — судя по форме сообщения, речь, вероятно, идет о дарении земель, которые потом возвращались дарителю в виде фьефа [364]. То есть ставленник Тройната становился вассалом Ордена. Это не могло обойтись без вмешательства центральной власти Литвы, что мы и наблюдаем в грамоте от 21 декабря 1264 г., согласно которой Гердень аннулировал земельные пожалования Константина. Но и в этом случае Константин как сын Брячеслава не мог стать зятем Александра Невского, который был женат на дочери Брячеслава (!). Странным было бы также родство Константина с Изяславом — сторонником Войшелка.

Встречаются и другие, порой экзотические версии происхождения Константина [365]. Так, Э. Боннель предположил, что Константин мог быть сыном князя Герцике Всеволода, а В. Е. Данилевич производил его от полоцкого князя Владимира (ум. 1216) [366]. Недавно А. В. Кузьмин довольно однозначно высказался за то, что речь идет о некоем витебском князе Константине [367]. Исследователь считает, что на это указывает жалоба рижского магистрата, направленная витебскому князю Михаилу Константиновичу около 1298 г. [368]Этого князя Кузьмин признает внуком Александра Невского [369]. Стоит, однако, упомянуть, что на Витебск претендовал и сам Александр Ярославич, сын которого Василий в 1245 г. был там князем. Думается, в конце 1250-х гг. такой альянс был князю мало интересен.

В связи с этим следует более внимательно рассмотреть статус Герденя (на литовском, вероятно, Erdanas ), подписавшего грамоту от 21 декабря 1264 г. Гердень известен источникам как князь Нальши ( Nalšia ) — области на юго-востоке Литвы на границе с Полоцкой землей [370]. Исходя из текста цитированной грамоты, исследователи нередко считали его также полоцким князем [371]. Однако как справедливо отметили Д. Н. Александров и Д. М. Володихин, ни один источник не указывает на его правление в Полоцке. Грамота называет Гередня просто князем, а позднейшие летописные известия о его борьбе с Довмонтом Псковским — литовским князем [372]. Скорее всего, Гердень был только посредником на переговорах Ордена и Риги с Полоцком и Витебском. Д. Н. Александров и Д. М. Володихин считают, что посредничество Герденя потребовалось в связи с отсутствием тогда в этих городах князя [373]. Этот момент они относили к концу 1264 г. [374]В глазах Александрова и Володихина Гердень предстает сторонником Войшелка, временно замещавшим полоцкий стол после изгнания Константина и до вокняжения Изяслава. Впоследствии Довмонт, изгнанный из Литвы Войшелком, первый свой ответный поход совершает именно на Герденя.

Канва событий действительно позволяет нам представить политическое положение полоцкого князя Константина в 1263–1264 гг., но, к сожалению, не проясняет его родственные связи. Если это он зять Александра, то он не был сыном Товтивила и тем более не был сыном или близким родственником Брячеслава.

Христианское имя выдает в Константине православного по рождению. Соответственно, скорее всего, он не был литовцем, но относился к представителям полоцкой знати, возможно, действительно был дальним родственником прежней полоцкой династии. Его статус подчеркнут новгородской летописью: сразу после Дмитрия и до Ярослава. Стоит признать, что это все же местная версия. Ведь молодой Дмитрий лишь номинально был лидером войска, а реальными полномочиями вождя, скорее всего, располагал Ярослав. Некоторые поздние летописи так и представляют дело:

«И поиде князь Ярославъ, и князь Дмитрий, и князь Костянтинъ зять Александровъ, и князь Полотцкий Товтовилъ, а съ нимъ Полочанъ и Литвы 500, а княжихъ полковъ и Новгородцкихъ бесчисленное множство» [375].

Для новгородского же летописца принципиально было выделить роль князя Дмитрия — это наследовали и родственные летописи [376]. Положение же Ярослава сознательно занижалось. Даже Константин — шурин — был назван раньше Ярослава. Такая иерархия была основана, скорее всего, на приоритете родства: сначала родственники великого князя Александра (и Дмитрия), а потом все остальные. Позднейшие летописи исправляют ситуацию: лидером похода назван Ярослав, а Константин указан на предпоследнем месте перед Товтивилом.

Действия Константина в 1262 г. выглядят находящимися в русле политики Александра Невского и Миндовга, вступивших в войну в Ливонии. С формированием этого русско-литовского альянса можно связать и сам брак полоцкого княжича с суздальской принцессой. В свою очередь про Смоленск и Ростиславичей мы ничего определенного в эти годы сказать не можем, почему предпочтение в идентификации зятя Александра стоит отдать полоцкой версии.

Вероятно, Константину принадлежали некоторые земли в Восточной Латгалии, около будущего Даугавпилса ( Daugavpils; Dünaburg ) [377]. Этот стратегически важный район в те годы должен был представлять для русско-литовских союзников особое значение [378]. Он обеспечивал контроль за коммуникациями по Даугаве и через нее, а также позволял оказывать влияние на области латгалов, не всегда покорных немцам. Осенью 1261 г., как отмечено в ЛРХ, подойдя к Вендену, литовцы ожидали помощи от ливов и латгалов, с которыми, вероятно, был некий уговор.