Денис Хрусталёв - Северные крестоносцы. Русь в борьбе за сферы влияния в Восточной Прибалтике XII–XIII вв. Том 1

Пока Ярослава не было на новгородском княжении, далеко зашел процесс обособления Пскова — западной окраины, длительное время находившейся в тени большого волховского брата, но теперь, с приходом немцев, явно встрепенувшегося, осознавшего свою уникальную значимость на русско-ливонском порубежье и вставшего на пусть независимости.

Около 1227 г. в Пскове умер князь Владимир Мстиславич, а в следующем году преставился его старший брат — грозный воитель Мстислав Удалой, тесть Ярослава Всеволодовича [498]. Мстислав давно покинул свои северные владения, но сохранял наследственные права на свою торопецкую область и, вполне возможно, Псков. Торопецкий князь Давыд погиб во время литовского набега в 1225 г., и летопись не сообщает о его наследниках. То же происходит в Пскове. Впоследствии мы узнаем о сыне Владимира — Ярославе, которому, однако, приходится с боем выбивать себе княжение. Пока был жив Мстислав Удалой, глава этой ветви Ростиславичей, никто не решался покушаться на его волости.

В 1227 г. Мстислав, подговоренный местными боярами, оставил Галицкое княжение и передал его венгерскому королевичу Андрею, а сам удалился в Торческ, сохранив власть в днестровском Понизье [499]. В 1228 г. он «пойде по своей потребе ку Киеву, и на том пути разболеся и постригся во схиму, преставися» [500]. Вероятно, еще при жизни Мстислава его зять Ярослав выступал покровителем Мстиславовых владений на севере. Уже в 1225 г. Ярослав отгонял литовцев от Торопца, но тогда ему помогали и местный князь Давыд, и псковский Владимир [501]. В 1232 г. Ярослав опять будет оборонять Торопец, но теперь уже один и, надо полагать, как свою волость [502]. Ту же линию отношений Ярослав проводил и по отношению к Пскову, фактически выделившемуся к этому времени из Новгородской земли: при Владимире он был союзником Пскова, при Мстиславе он был опекуном, а после смерти Мстислава должен был стать сюзереном.

Весной 1228 г. Ярослав отправился в Псков как в свою волость. Скорее всего, целью визита было не просто вступление в права, но и подготовка нового вторжения в Ливонию — его сопровождали новгородский посадник и тысяцкий. Однако дойдя до Дубровны (пограничное между новгородской и псковской землями село на р. Удохе), князь узнал, что псковичи отказываются их принимать:

«Томь же лете князь Ярославъ, преже сеи рати[на емь] , поиде въ Пльсковъ съ посадникомь Иванкомь и тысячьскыи Вячеслав. И слышавше пльсковици, яко идеть к нимъ князь, и затворишася въ городе, не пустиша к собе; князь же, постоявъ на Дубровне, въспятися в Новъгород: промъкла во ся весть бяше си въ Пльскове (а во Плескове пронесеся речь сиа), яко везеть оковы, хотя ковати вяцьшее мужи» [503].

Летописец сообщает, что по Пскову пронесся слух о том, что князь хочет расправиться с некоторыми знатными горожанами — своими противниками. Созвали вече и решили не пускать известного своим крутым нравом правителя. Ярослав был ошеломлен. Он, видимо, не ожидал такого поворота событий и такого своеволия псковичей. Вернувшись в Новгород, князь созвал вече, почему-то на Владычном дворе, хотя епископа в это время не было. Князь обратился к новгородцам с «жалобой великой»на псковичей. Он утверждал, что вез в сундуках дары (ткани и овощи), а не кандалы, но его оболгали и обесчестили:

«И пришьдъ, створи вече въ владычьни дворе и рече, яко «не мыслилъ есмь до пльсковичь груба ничегоже; нъ везлъ есмь былъ въ коробьяхъ дары: паволокы и овощь, а они мя обьщьствовали»; и положи на нихъ жалобу велику» [504].

О реакции новгородцев летопись не сообщает. Вероятно, князь обратился с призывом наказать обидчиков, но ему отказали. Новгородцы воевать с Псковом не хотели. Псковичи могли отделаться формальным признанием сюзеренитета Ярослава, который, как считает летописец, этим не удовлетворился, но затаил обиду. Далее последовало нападение еми, и жители были отвлечены событиями на Неве, а потом уже — на зиму — Ярослав собрался в поход на Ригу [505]. В 1228 г. истекали три года, на которые в 1225 г. был заключен мир с немцами. Но новгородцы и псковичи заподозрили неладное:

«князь насъ зоветь на Ригу, а хотя ити на Пльсковъ» [506].

Ярослав задумал на зиму 1228/29 г. крупное предприятие по разорению Ливонии. Для этого он привел переяславские полки, которые разместил в окрестностях Новгорода, чем вызвал рост дороговизны продуктов на рынке, а также неприязнь горожан. Лето оказалось неурожайным, а осень ненастной. К зиме вообще разразился голод. Компенсировать недостачу продуктов должен был грабеж Ливонии, к которому и призывал Ярослав.

Узнав о прибытии в Новгород переяславцев, псковичи испугались. Они решили, что рать приведена для их усмирения. Ожидая нападения, они заключили оборонительный союз с Рижским епископом:

«То же слышавъше пльсковици, яко приведе Ярослав пълкы, убоявшеся того, възяша миръ съ рижаны, Новгородъ выложивъше, а рекуче: «то вы, а то новгородьци; а намъ ненадобе; нъ оже поидуть на насъ, тъ вы намъ помозите»; и они рекоша: «тако буди»; и пояша у нихъ 40 муж въ талбу» [507].

Рижане прислали в помощь Пскову для противостояния с Новгородом военный отряд, судя по перечислению этнических групп его участников, немалый: «Немьци и Чюдь, Лотыголу и Либь». На Северо-Западе Руси назревала настоящая гражданская война. Инициативу по разрешению дела миром проявил сам князь Ярослав — он послал к псковичам парламентера со словами:

«поидите съ мною на путь[на Ригу] , а зла до васъ есмь не мыслилъ никотораго же; а техъ ми выдаите, кто мя обадилъ[оклеветал] къ вамъ» [508].

Псковичи во всем отказали. Их посланник сообщил, что своих они не выдадут и на Ригу не пойдут: во-первых, потому что мир заключили с немцами, а во-вторых, потому что после предыдущих походов (на Ревель, на Оденпе, на Венден) [509]новгородцы оставляли псковичей без поддержки, а ведь именно псковичам немцы мстили после новгородских вторжений:

«тобе ся, княже, кланяемъ и братьи новгородьцемъ;

на путь не идемъ, а братьи своеи не выдаемъ;

а с рижаны есме миръ взяли.

къ Колываню есте ходивъше, серебро поимали, а сами поидосте в Новъгородъ, а правды не створися, города не взясте, а у Кеси такоже, а у Медвеже голове такоже;

а за то нашю братью избиша на озере, а инии поведени, а вы, роздравше, та прочь (а вы толко раздравши да прочь);

или есте на нас удумали, тъ мы противу васъ съ Святою Богородицею и съ поклономъ;

то вы луче насъ исечите [неже поганыи], а жены и дети поемлете собе, а не луче погании;