Денис Хрусталёв - Северные крестоносцы. Русь в борьбе за сферы влияния в Восточной Прибалтике XII–XIII вв. Том 1

Известие о грабежах еми пришло в Новгород «на Спасов день» — 1 августа 1228 г. По счастью, князь был в городе, но как ни торопились новгородцы, ладожане их не дождались и бросились в погоню за емью самостоятельно. Догнали, атаковали, но победить не смогли и к концу дня отступили, укрывшись на некоем острове. Ночью емь запросила мира. Ладожане ответили отказом. Вероятно, емь опасалась продолжения битвы. Кроме того, надо полагать, стороны расположились таким образом, что водным путем емь не могла пробраться домой, минуя ладожан. Грабители решили убить всех пленных, бросить лодки и отступать (бежать) лесом. При бегстве их перебили карелы и ижоряне. В разгроме еми новгородцы, которые следовали за ладожанами, поучаствовать не успели. Не смогли они спасти и жизни пленников. Судя по всему, винили в этом боярина Судимира, которого от расправы спасло только заступничество князя. Обиделись новгородцы и на ладожан, которых даже не стали ждать при возвращении домой.

Исходя из подробных летописных данных, имеется возможность попробовать локализовать описанные события. На Ладожском озере и на Неве не так много островов, которые могли бы располагаться таким образом, что еми, возвращавшейся из Ладожского озера к своим селениям на побережье Финского залива, невозможно было бы обойти. Скорее всего, это Петроградский остров на территории современного Санкт-Петербурга — место, где разветвляется устье Невы. Если спускаться по Неве к Финскому заливу, то миновать его нельзя. Именно на нем могли укрепиться ладожане и преградить путь еми, которые должны были в результате перебить пленников и попытаться скрыться лесом. В погоне за емью участвовали ижорцы и карелы, то есть жители долины Невы и Карельского перешейка, что также указывает на то, что события происходили в невском устье.

Новгородцы, надо полагать, двигаясь в лодках, также достигли Невы, но остались у ее истока. Здесь, через несколько дней, они узнали о разгроме еми, собрали вече и пытались наказать Судимира, обвиненного в задержке движения отряда. В целом при описании событий летописец сохраняет тон сожаления, хотя формально сообщает о полном погроме интервентов.

Особое внимание уделено летописцем участию ижоры и карелов. Ижора ( ižora ; ижорцы, inkeroine ; в средневек. источниках — ingeri, inkeri, inkerikot ) — это племенное объединение, родственное карелам (вплоть до начала XX в. их самоназванием было «карелы», karjalažt ) [469]. Оно практически не идентифицируется археологически [470]. По письменным источникам фиксируется ареал его расселения: бассейн реки Ижора (фин. Inkeri ) и побережье Невы. Западная граница расселения проходила по р. Стрелка, за которой начиналась Водская земля, а на востоке простиралась примерно до р. Назии. На севере ижорцы проживали на Карельском перешейке вплоть до р. Сестра и Лемболовских высот, а на юге примерно до среднего течения р. Оредежа [471]. В русской летописи ижора впервые упоминается именно в связи с событиями разгрома еми в 1228 г. Чуть ранее о «Ингарии» ( Ingaria ) упоминается в Хронике Ливонии. Зимой 1221/22 г. в эти земли совершили грабительский набег союзные немцам эстонцы из Уганди и Сакалы. Сначала угандийцы опустошили Водскую землю, а потом сакальцы внезапным налетом, которым очень гордились, разорили Ижору:

«Эсты из Угаунии ( Ugaunenses ) в середине зимы отправились с войском в поход по глубокому снегу и, пройдя через Виронию ( Vіrопіат ), перешли Нарву ( Narvam ), разграбили соседнюю область и захватили пленных и добычу. Когда они вернулись, тем же путем отправились сакальцы ( Saccalanenses ) и, перейдя через Нарву, совершили далекий поход в землю, называемую Ингария ( Ingaria ), принадлежавшую Новгородскому королевству ( regno Nogardie ). И нашли они эту землю многолюдной, и никакие слухи их не опередили, и нанесли они инграм ( Ingaros ) тяжкий удар, перебили много мужчин, увели множество пленных обоего пола, а многочисленных овец, быков и много другого скота, что не смогли увести с собой, истребили. И воротились они с огромной добычей, и наполнились Эстония и Ливония русскими пленными ( Estonia et Lyvonia de captivis Ruthenorum ), и за все зло, причиненное ливам русскими ( que Rutheni Lyvonibus intulerunt ), отплатили они в тот год вдвойне и втройне» [472].

Ижорцы ( Ingaros ) отмечены как русские подданные. Скорее всего, они представляли карельское территориальное объединение, зависимое от Новгорода. Однако их данничестве могло носить не материальный характер, а, например, компенсировалось «морской стражей» Невского устья, обеспечением безболезненного прохождения через него купцов. Именно так охарактеризован в Житии Александра Невского ижорский старейшина Пелгусий, которому поручена была «стража морьская»и который известил новгородцев о прибытии шведского отряда в 1240 г. [473]Отсутствие упоминания ижоры в русских источниках до 1228 г. может быть связано с тем, что их просто смешивали с карелами. Этим ижорцы решительно отличались от води, вожан, которых летопись неизменно выделяла.

Финно-угорское племя водь ( Wath, Vatialaiset, Waddjalaiset ) заселяло всю территорию плодородной Ижорской возвышенности примерно от низовий р. Нарва и до Ижорской земли (граница вдоль реки Стрелки и по верховьям Ижоры, Оредежа, Суйды), на севере достигало Финского залива, а на юге — среднего течения Луги [474]. Однако вдоль крупных речных артерий и на морском побережье вожане не селились. Большая часть водских древностей расположена в центральной части Ижорского плато, что говорит о четкой ориентации населения на землепашество [475]. Самоназвание води — водьялайн, вадьяко ( vad'd'alain, vad'd'jakko ), а также маавячи ( тааvätši — букв. «народ [этой] земли»), что практически совпадает с самоназванием эстонцев [476]. Лингвисты считают, что водский язык является производным от одного из эстонских диалектов и выделился примерно в начале I тысячелетия н. э. [477]

Плодородные (почти чернозем) области Ижорского плато с давних времен привлекали внимание соседей. Для новгородцев эти земли были хлебной житницей, и контроль над ними был принципиален [478]. Уже в XI в. мы встречаем водь на страницах русской летописи. В 1069 г. вожане участвуют в набеге полоцкого князя Всеслава на Новгород, что могло быть связано с процессом покорения этих областей новгородцами [479]. Следующий раз летопись упоминает вожан под 1149 г., когда на них совершила набег емь, а новгородцы вступились [480]. Можно сделать заключение, что к середине XII в. водь уже вошла в ареал подвластных Новгороду племен, хотя, вероятно, этот процесс завершился заметно раньше.