Готхард Хейнрици - Заметки о войне на уничтожение [Восточный фронт 1941–1942 гг. в записях генерала Хейнрици]

Я позвонил фельдмаршалу и попросил его изменить свой приказ 2–й танковой армии. Он был очень рассержен. Предложение и пожелание командования сухопутных сил соединиться под Мосальском оказалось полнейшей утопией. На карте 1:300 000 оно выглядит как теоретически верная мысль, но не в нашем нынешнем положении (окружены, почти в котле, дивизии с полками по 100–200 человек, которые могут лишь с крайним напряжением сил отражать бешеные атаки противника; пример: 31–я дивизия, держит 17 километров фронта, выдержала 73 атаки; 131–я дивизия, держит 11 километров, за время с 21 января по 16 февраля выдержала 53 атаки силами более роты, собственные потери — 530 убитых, 1400 раненых, 1100 обмороженных).

Тогда Клюге предложил маленький компромиссный вариант. […] И этот вариант на данный момент нам не по силам. Однако отойти от этого своего компромисса и лишить надежды верхи было бы для него крайне неудобно. Весь свой гнев он выпустил на попавшего под руку генерала фон Унру [221], который не выполнил обещания. В целом и это тоже беспочвенно. В конце концов он решил еще раз позвонить генералу Шмидту [222]и расспросить его об этом деле. Результатом переговоров стало то, что он наконец–то согласился на мое предложение. […]

Это просто чудо, что армия еще существует. Своими силами мы бы не выстояли, если бы противник верно действовал. Он считал, что с нами покончено, и думал, что силами, которые были в его распоряжении для удара по нашему тылу, можно достичь и больших целей. Он забыл, что лучше синица в руках, чем журавль в небе. Это и есть причина, по которой до сего дня всё обошлось. Но на эту причину мы, люди, никак повлиять не могли. Здесь вмешалась Высшая сила, диктующая смысл сущего. Без Него наше окружение стало бы фактом, с которым мы не могли бы ничего поделать.

И, к примеру, еще одно чудо: несмотря на усилия противника, движение по шоссе всё еще продолжается. Он может обстреливать дорогу, но прямо перед его орудиями проезжает грузовик за грузовиком. Во многие из них попадают снаряды. Но большинство добирается. Хотя в общем смысле для армии такое положение невыносимо.

Наконец–то началось и поступление пополнений. Сколько же мы этого ждали, надеялись, молились, что они наконец–то, наконец–то прибудут. Они совершенно недостаточны. Но это лучше, чем ничего. Ведь наши дивизии практически опустошены. […]

В конце января 1942 г. советское наступление выдохлось и к середине февраля общее положение на Восточном фронте в целом стабилизировалось. Тем не менее положение 4–й армии оставалось напряженным до начала мая, поскольку ей слабыми силами пришлось защищать шоссе от атак Красной армии как с фронта, так и с тыла.

Письмо жене, [Спас–Деменск] 19 февраля 1942 г.

BArch. N 265/156. Bl. 25

С тяжелейшими потерями с обеих сторон нам удалось на время избавиться от угрозы окружения [223]. В четырех местах, где противник хотел перекрыть нам кислород, он был уничтожен. После того как мы на основании допросов военнопленных подсчитали количество дивизий, что стоят в нашем тылу, то почувствовали себя словно всадник на Боденском озере [224]. Угроза была куда серьезнее, чем я предполагал. Нам сейчас совершенно ясно почему: учитывая количество и расположение сил нашей армии, русский нас списал со счетов. По человеческому разумению здесь нам должен был прийти конец. Лишь благодаря Божьей помощи и храбрости наших войск всё обернулось иначе. На одном участке, о нем говорится в свежей сводке вермахта как про лес в 80 километрах юго–восточнее Вязьмы, после недельных боев были разбиты три с половиной окруженные русские дивизии. Пять дней в снегу, без еды и крыши над головой парни сидели в своеобразной снежной крепости в лесу, под постоянным огнем нашей артиллерии их становилось всё меньше. Говорят, что насчитали 3500 убитых. Должно быть, ужасное зрелище. Сам я туда не поеду, слишком отвратительно. Похожее произошло и в других котлах.

Но это были лишь острия небольших клещей, от которых здесь — пока они окончательно не сомкнулись — удалось ускользнуть. Куда большие клещи всё еще грозят нам. Сейчас стоит зловещая тишина, к которой никто не привык. Она чуть ли не неприятнее, чем сражения, поскольку непонятно, что произойдет. Есть некоторые приметы, но нет ясных выводов. Я молю Бога, чтобы Он и далее нам помогал. […]

Письмо жене, [Спас–Деменск] 21 февраля 1942 г.

BArch. N 265/156. Bl. 26

Последние дни были настолько полны событиями, что у меня не было времени нормально написать [225].

Очень важный военный маневр, на который мы всем сердцем надеялись, нам не удался. В нашей ситуации это крайне неприятно.

Общий покой навевает на нас беспокойство. Противник, по–видимому, готовит большой удар. 23 февраля должен быть день Красной армии. Не исключено, что они ударят в этот день.

Позавчера вечером мне позвонил Хартмут. Он был доволен и в хорошем настроении. Он стоит на дороге в Тулу, севернее Орла.

Письмо жене, [Спас–Деменск] 25 февраля 1942 г.

BArch. N 265/156. Bl. 27

[…] Два дня как мы снова в сильном беспокойстве. Опять возникла ситуация, которую мы уже неоднократно переживали и в которой только недавно выстояли. Мы бьемся за нашу жизненную артерию, перерезанную вот уже 48 часов. Сегодня вечером опять ее освободили, но мы не знаем, надолго ли. Противник располагается близко к ней и — отбитый нами сегодня — вероятно, опять возобновит свои атаки. Сейчас конца этому не видать. Вновь и вновь он бросает в бой новых людей, свежие пополнения и в этом отношении кажется неистощимым. Когда же наконец выпутываешься из тяжелой ситуации, то не знаешь, что же еще плохого случится в ближайшее время. Уже три месяца такой жизни, что изнуряет, угнетает, просто убивает.

С этим письмом мне пришлось на два часа прерваться. На другом участке опять сложилась очень скверная ситуация. И вот так беспрестанно, от кризиса к кризису. […]

Запись в дневнике, [Растенбург] 28 февраля 1942 г.

BArch. N 265/14. Bl. 21

В 10 часов — полет на «Ю», Смоленск–Растенбург [226], прибытие в 13 часов. После обеда с ф[юрером] — обсуждение положения отдельных армий.

С моей стороны: описание ситуации на шоссе, давления противника с юга и севера (десантные бригады). Угроза: наше снабжение может быть отрезано ежечасно; запрос на разрешение сдать Юхнов. Причина: нам нужны резервы, мы должны высвободить войска. Иначе шоссе, которое удерживают наспех собранные формирования, будет перерезано у нас в тылу. От шоссе зависит жизнь и смерть армии. Возражение с его стороны: тогда нам придется сдать дорогу Юхнов—Гжатск, единственную возможность снабжения в период распутицы. — Здесь он ошибается. В период дождей эта дорога превращается в болото. Толку никакого.

Он борется за признание его позиции. Оттягивает решение. Соглашается только после того, как перед концом совещания Клюге поддерживает запрос и описывает дорогу Юхнов—Гжатск как непригодную. Ф[юрер] говорит, что по сути не важно, стоим мы в 10 километрах западнее или восточнее Юхнова. Теперь, когда, по его мнению, фронт стабилизировался, он не будет спорить о нескольких километрах. Его, быть может, считают «твердолобым», поскольку до этого он железно выступал против любого отступления. Это было необходимо, чтобы стабилизировать фронт в целом. Были люди, которые считали, что наше дело пропащее. Только приказав безоговорочно удерживать линию фронта, он смог противостоять панике. (В общем смысле — очень правильно, но в частностях — взгляд неверный. В этой ошибке коренятся наши постоянные кризисы и высокие потери.)