Готхард Хейнрици - Заметки о войне на уничтожение [Восточный фронт 1941–1942 гг. в записях генерала Хейнрици]

Хейнрици предстает перед читателем пограничным, немного архаичным, даже по меркам 40–х гг., типажом. Религиозность для него была не просто частью культуры: истовое, горячее упование на помощь свыше сосуществовало с новой теологией, в которой роль божества играл политический лидер, — и верой, которую несли на своих штыках солдаты его армии.

С ходом войны одной из центральных тем дневников Хейнрици становится военная и психологическая оценка противника, как правило опирающаяся на конкретные боевые эпизоды и личные субъективные переживания. После войны некоторые немецкие генералы объясняли свои неудачи несчастливой комбинацией суровых погодных условий и неисчислимых резервов, снова и снова бросаемых в бой советским командованием вопреки немалым потерям. Хотя некоторые написанные по горячим следам записи Хейнрици служат печальной иллюстрацией этих потерь, в целом дневник показывает существенно более сложную картину, в которой большое количество жертв сочетается с крепостью и мужественностью самих войск.

У Хейнрици красноармейцы — беспощадный противник, на фоне которого все прочие выглядели блекло. По тексту разбросаны замечания относительно стойкости, яростности, злобности, хитрости, фанатизма советских русских [45] О боевой эффективности и мотивации красноармейцев см.: Reese R. R. Why Stalin's SoLdiers Fought: The Red Army's Military Effectiveness in World War II. Lawrence: University Press of Kansas, 2011. . Изредка генерал даже хвалил красноармейцев за выучку и самопожертвование, признавал их закаленность. Летом 1941 г. Хейнрици искал ответ на вопрос «Почему они не сдаются?» и быстро различил за массами людей нечто большее, а именно механизм, что их воспитал, мобилизовал, одел, накормил, вооружил и направил, — большевистскую систему.

Да, к 1941 г. система, имевшая колоссальные человеческие и материальные ресурсы, воспитала в своих защитниках боевое упорство, привила им идеологическое горение и способность к неукоснительному повиновению воле руководства [46] О внутреннем мире и условиях войны для красноармейцев см.: Merridale С. Ivan's War: Life and Death in the Red Army, 1939–1945. New York: Henry Holt & Company, 2006. . Однако сильные стороны системы были ее же недостатками: нередко советское командование не считалось с собственными жертвами, отдельные боевые действия, особенно в начале войны, отличались сумасбродством, а у личного состава даже в тактически несложной боевой обстановке порой отсутствовала инициатива.

Летом и осенью 1941 г. Хейнрици бросается в глаза и другое противоречие. С самых первых дней обобщенные красноармейцы сильны и бесстрашны: активно обороняются и контратакуют, в безнадежных ситуациях предпочитают смерть пленению. Но в то же время они сдаются поодиночке и группами, с оружием и без, дерутся за немецкие «пропуски в плен», а в отрыве от коллектива представляют собой испуганных, крайне пассивных и разобщенных индивидуумов [47] О советских дезертирах см.: Edele M. Stalin's Defectors: How Red Army Soldiers became Hitler's Collaborators, 1941–1945. Oxford: Oxford University Press, 2017. . На допросах утверждают, что воевать не хотят, всё валят на комиссаров, которые за ставляют сражаться до последнего, стращая расстрелами в плену. Вышколенный пруссак так и не постиг сути этого «управляемого хаоса» и не смог понять, как эти явления могут сосуществовать.

Генерал тщетно надеялся на психологический перелом и последующий переворот в русском тылу. Хотя масштаб коллаборационизма в начале войны не позволяет говорить о «единении советских граждан перед лицом врага», новый общественный строй сдал экзамен, который ему устроили: несмотря на демонтаж старого общества, колхозы, голод, повальную бедноту, репрессии, уничтожение религии и частных свобод, несмотря на поражения РККА, перебежчиков, коллаборационистов, панику — в основном граждане СССР оказались готовы сражаться с оккупантами.

Разумеется, о своих солдатах Хейнрици пишет больше, чем о чужих. Если на первом этапе войны проблемы пополнения войск, снабжения, логистики и гигиены кажутся лишь пометками на полях рассказов о неудержимом наступлении на восток, то с октября 1941 г. тон заметно меняется. Личного состава становится всё меньше, но пополнение не поступает. Заканчивается бензин, а вместе с ним и подвоз продовольствия. Солдаты исправно кормят вшей, а вот самих солдат кормят не особо. Вермахт переходит на снабжение себя провиантом «с земли», фактически обдирая и обрекая на голодную смерть местных жителей. Тем временем дороги превращаются в непролазные топи, затем ударяют морозы и в лазаретах больных дизентерией сменяют обмороженные.

Хейнрици приходится буквально выпрашивать разрешение на отступление: с середины декабря сам он не вправе принимать подобные решения, даже исходя из оперативной необходимости, — фюрер запретил отступать. К Новому году тональность дневника окончательно меняется: мрачные натуралистические картины солдатского быта («вымотанные, малочисленные, завшивленные и обессиленные люди» (с. 163 наст. Изд.), «с гниющими ранами по всему телу из–за постоянной чесотки […] в рваной форме, покрытые грязью и паразитами» (с. 155 наст, изд.)) чередуются с критикой решений вышестоящего командования и благодарностями Всевышнему («Вчера Он нам помог в последний момент, когда не было уже иного спасения. Я могу лишь вверить всё Ему» (с. 165 наст. изд.)).

В то же время пропаганда рассказывала о том, насколько прекрасно развивается наступление: падение советской столицы совсем близко, беспощадный меч германской армии занесен и вот–вот опустится на «гидру большевизма», снабжение работает как швейцарские часы, а победоносные армии получают всё необходимое. Собственной пропаганде в Берлине доверяли больше, чем донесениям с передовой. Зимой 1942 г. Хейнрици повысили и он принял 4–ю армию, но и с ней испытал своеобразное дежавю: проблемы с пополнением, снабжением, болезнями и тому подобным на армейском уровне были еще более вопиющи, чем на корпусном. Его армия пять месяцев сидела практически в окружении, будучи вынуждена оборонять узенькую (временами на одном из участков сужающуюся до полутора километров в ширину) полоску земли под Юхновом и с фронта, и с тыла. Ежедневные осложнения, именуемые Хейнрици кризисами, советские прорывы, попытки раз за разом залатать «иголкой без нитки» это рваное лоскутное одеяло двух фронтов вгоняли генерала в депрессию.

Меняется по ходу повествования и отношение автора к местному населению. Война перемешала все эпохи: среди обломков гибнущего Советского Союза и реликтов давно стертой с карты Российской империи новая немецкая власть пыталась укрепиться с помощью виселиц и расстрелов. Глазам оккупантов представали дотла выгоревшие, разбомбленные города, горькая крестьянская нищета, разоренные храмы, заброшенные разбитые склепы «бывших людей». Непроходимые чащи прятали разгромленные соединения, скрывали скитающихся оголодавших окруженцев. Одни местные жители выдавали партизан, другие сами становились партизанами и жестоко мстили первым. По бесконечным просторам полыхающей страны бродили толпы обездоленных беженцев.