Станислав Кузьмин - ГУЛАГ без ретуши

Средства, необходимые для побега, по мнению сотрудников ГПУ, скрывшиеся получили у арестованных оппозиционеров, и в этом сомнений не было. Накануне все получили жалованье, но когда каждого из них попросили предъявить имеющиеся в наличии деньги, то у них оказались гроши.

В процессе расследования факта побега удалось по агентурным данным и на основании показаний находившихся на свободе ссыльных установить произошедший в колонии ссыльных раскол на две самостоятельные группы. В первую входили арестованные, а во вторую — находившиеся на свободе. По всему выходило, что если бы вопрос о побеге обсуждался всеми ссыльными, то, несомненно, побег Фрумкина и Выгона не был бы санкционирован, поскольку среди всех ссыльных они не пользовались достаточным авторитетом. Из этого вытекало, что только группа арестованных содействовала их побегу, руководствуясь теми соображениями, что считали посылку в Уил Фрумкина и Выгона суровой репрессией, и они, несомненно, будут арестованы и отправлены насильственно. С Выгоном мы ещё встретимся после его осуждения за совершённый побег…

После расформирования карлаговского эшелона, прибывшего на строительство канала Москва — Волга, осуждённые из числа военизированной охраны распоряжением начальника Дмитровского ИТЛ, он же заместитель начальника ГУЛАГа, были оставлены для выполнения служебных обязанностей. Эшелоны с заключёнными шли непрерывно, и охраны катастрофически не хватало. Выгон получил назначение в третий лагерный пункт Хлебниковского района, недалеко от Москвы. В Карлаге, как он знал, радиофикация посёлков только начиналась. Здесь, на трассе канала, все лагерные пункты были радиофицированы. По вечерам, после рабочего дня, у чёрной тарелки динамика, уже засиженного полчищами мух, собирались те, кто впервые в жизни встречался с этим чудом. Радиобеседы, лекции тематической направленности, подготавливаемые культурно-воспитательным отделом лагеря, особого интереса не вызывали. Другое дело — ежедневные передачи сводок с трудового фронта о работе бригад, трудовых коллективов. В этих радиообзорах отражалась суровая, многотрудная лагерная жизнь. Иногда в них проскальзывали фамилии знакомых по прежней жизни, по многочисленным пересылкам и этапам.

Больше всего привлекали передачи перед отбоем, после 21 часа. Залихватские частушки в исполнении агитбригад, замешенные для колорита на блатном тюремном жаргоне, непроизвольно врезались в память и на какое-то время становились популярными не только в часы досуга, но и на работе. Тюремный жаргон незаметно пропитывал лексикон лагерников, становился непременной принадлежностью личности каналармейца. Отдельные блатные словечки сами собой вплетались в обыденную разговорную речь, звучали в выступлениях на собраниях, проникали на страницы общелагерных газет, не говоря уже о стенной печати. Несмотря на грозный приказ начальника лагеря «О борьбе с лагерным жаргоном», одолеть его никак не удавалось. Особенно грешили этим выступления агитбригад. Впрочем, удивляться не приходилось. Тридцатипятники (осуждённые по ст. 35 УК РСФСР) — воры-профессионалы составляли костяк агитбригады. Это были талантливые самородки, ибо воровская профессия требует незаурядных артистических данных. Именно они оказывались самыми подходящими кандидатами в лагерные артисты. Петь под гитару, плясать, показывать различные фокусы и т. д. для молодого вора — большое удовольствие. Вор любит публику, он не может существовать без неё, потому что только она в состоянии оценить его изобретательность и талант. Отвести душу, развлекая себя и других, — непременный атрибут досуга на воровской малине после удачно провёрнутого дельца.

Как Выгон знал из рассказов заключённых, в 20-х годах большинство преступников-профессионалов и лиц, совершивших тяжкие преступления, содержались в так называемых тюрьмах строгой изоляции. Сидели они в камерах, не работали, общались между собой, ведя поучительные беседы о будущей жизни, почитывали книжки, газеты и журналы, поигрывали в картишки под интерес, наслаждались выступлениями художественной самодеятельности и артистов профессиональных театров. Имели возможность слушать, в отличие от подавляющего большинства рабочих и крестьян в стране, радио, смотреть кинофильмы, внимать лекторам и политбеседчикам. Освобождались досрочно, благодаря извечной тяге нашей к гуманизму по отношению к преступникам, и вновь становились на путь преступлений. Выходит, что освобождение от участия в трудовых процессах никак не побуждало их к отказу от преступного образа жизни. Да и какую жизнь они могли вести, если о труде имели представление по публикациям и фотографиям в газетах?..

Из бесед с заключёнными лагпункта Выгон узнал интересный факт из жизни нового лагеря. Оказывается, на Беломорканале ещё вовсю кипели завершающие работы, а под Москвой в январе 1933 года зарождалась жизнь на новой великой стройке — канале Москва — Волга. С наступлением лета сюда потянулись железнодорожные составы со «специалистами» Беломорканала.

Прибывшие этапы заключённых сразу же попадали в бытовую неустроенность, под командование ранее судимых как хорошо знающих «тюремные порядки», сталкивались с хаосом и неразберихой в работе различных частей и служб. Комиссии по обследованию лагерных командировок отмечали вопиющие безобразия, всё это добросовестно фиксировали, давали указания, но маленькие чиновники в звеньях огромной системы крутились на «холостом ходу», и всё оставалось по-прежнему.

За участие в строительстве Беломорканала 59516 человек заработали снижение срока наказания. Приближающаяся осень поторапливала с развёртыванием фронта работ, и потому у администрации не хватало времени разобраться с теми заключёнными, которые посчитали себя незаслуженно обойдёнными при применении льгот. Правдоискатели-каналармейцы засыпали жалобами различные высокие инстанции, пытаясь добиться справедливости. Разговоры об обмане сбивали темп начатых подготовительных работ, трудовой ритм в целом. Глядя на обманутых героев-каналармейцев, не стремились рвать гужи и другие заключённые.

Наконец высокие инстанции 19 августа в срочном порядке создали специальную комиссию по расследованию жалоб каналармейцев с Беломорстроя. Она сработала оперативно, и уже 9 сентября 1336 заключённым из 1900, написавших жалобы, были снижены сроки наказания. Освободить никого не освободили, хотя многие именно на это надеялись. Оставалось киркой, лопатой и тачкой добывать себе свободу досрочно.

Этим обстоятельством сразу же не преминули воспользоваться некоторые знакомые по лагпункту Выгона из числа тех, кто похитрее и помудрее. Тут же на имя начальника Дмитровского ИТЛ от заключённых стали поступать заявления о том, что, будучи освобождёнными за ударную работу на строительстве Беломоро-Балтийского канала, они без всякого на то основания вновь изолированы в лагере. Как указывалось в заявлениях, единственным поводом привлечения их по ст. 58 УК РСФСР послужило наличие уголовных наказаний в прошлом. По указанию Ягоды для расследования обстоятельств осуждения бывших ударников Беломорстроя на места были командированы сотрудники Дмитровского ИТЛ. Проверкой установлено, что 228 человек никогда на этой стройке не работали. В 77 случаях в нарушение законности освобождённые подверглись изоляции на основании прежних судимостей. Итоги расследования рассматривались на коллегии ОГПУ под председательством Ягоды, и 77 человек, незаконно изолированные в ИТЛ, были освобождены. План спрашивали не только с работяг. Низовое начальство тоже находилось под прессом, и некоторые из них вовсю старались выслужиться. На урках отыграться было невозможно, а вот кулаки, священнослужители, «балаболки» (такое прозвище имели осуждённые по ст. 58 п. 10 за контрреволюционную агитацию) — категория подходящая. Именно таким был начальник лагерного пункта, где Выгон отбывал свой срок. Он попросту выматывал подчинённых, заставляя работать сверх положенного времени и в полной темноте. Вмешался третий отдел, и за издевательское отношение к заключённым, злоупотребление служебным положением загремел он под суд. На время присмирели и его подчинённые…