Альфред Козинг - Восхождение и гибель реального социализма. К 100-летию Октябрьской революции

Хотя из учёта всех этих обсуждаемых точек зрения вытекает достаточно сложная идея о разнородных объективных и субъективных, национальных и международных, необходимых и случайных причинах в своём историческом взаимодействии — для гибели всё ещё продолжает существовать крайне простое и одномерное объяснение: предательство.

Тот, кто хотя бы немного знаком с историей, разумеется, знает, что при любых коренных переменах в обществе, связанных с переходом политической власти от одного класса к другому или с борьбой за власть между различными фракциями, предательство и подкуп играли немаловажную роль. При выборе папы римского результат зачастую предопределялся величиной взятки, а отнюдь не благочестием кандидата. Огромные суммы раздавались и при избрании королём Польши Августа Сильного.

Имена знаменитых предателей вновь и вновь появляются в исторической литературе, в некоторых случаях они даже вошли в пословицы. «И ты, Брут?» — говорят, крикнул Цезарь при своём убийстве, и с тех пор имя Брута символизирует предателя. Ещё один известный пример — французский министр полиции Фуше, переметнувшийся от буржуазной революции на сторону реакционной реставрации. Отказ вождей социал-демократических партий от принципов «Базельского манифеста» и переход на позиции «защиты отечества» в империалистической войне — пример массового предательства социализма, в результате чего социал-демократия переродилась в «буржуазную рабочую партию», согласную вечно мириться с существованием капитализма и стремящуюся лишь к малым социальным улучшениям на фоне якобы классово нейтральной политической демократии.

Было бы удивительно, если при подготовке контрреволюции с целью ликвидации социализма и восстановления капитализма дело обстояло бы иначе. Разумеется, и при этом наблюдались случаи предательства и ренегатства, беззастенчивого лицемерия, жажды власти и эгоистического стяжательства, — причём в немалых количествах. Пышным цветом цвели всевозможные отрицательные черты характера, особенно проявляющиеся в периоды общественного распада и резких перемен.

Нет ничего удивительного в том, что то же происходило и при распаде социалистического общества в Советском Союзе. Однако распространённое мнение о том, будто бы социализм погиб исключительно по вине предательства и деятельности ренегатов, неверно и совершенно не годится для объяснения этого исторического события. Для наивных умов подобного рода предположение, разумеется, обладает определённой привлекательностью, поскольку позволяет не только на пальцах объяснить непонятный процесс, но и поименовать виновных, направив на них свой гнев. Лосурдо совершенно прав, считая категорию «предательство» в качестве объяснения каких бы то ни было исторических событий догматической формулой, находящей применение всюду, однако блистающей главным образом своей пустотой.

Конечно, допустимо предположить, что в распадающемся советском обществе встречались и всякого рода предательства и предатели, поскольку, во-первых, оно происходило из крайне отсталого русского капиталистического общества и потому было отягощено родимыми пятнами, среди которых не самыми малыми оказались культурные и моральные. А во-вторых, ко всему прочему, это ещё незаконченное социалистическое общество оказалось изуродовано отклонениями и деформациями, возникшими вследствие «сталинизма». Как уже было сказано выше, в этом немаловажную роль сыграла соответствующая общественная психология с умонастроениями, особым образом сформированными сталинистской практикой.

Не имевшее теоретической основы и слабо укоренившееся «социалистическое сознание» значительной части советского населения столь же быстро распадалось, сколь быстро нарастала готовность искать духовной поддержки в «демократических» лозунгах и в религиозных символах веры. То, что множество людей переменчиво, словно ветер — видимо, явление всеобщее при различных социально-политических обстоятельствах. Однако сомнительно, что столь быстрое изменение мировоззрения, произошедшее при подобных обстоятельствах, можно походя заклеймить предательством. Но тогда что же в таком случае понимать под «предательством»?

Говорят, что у предательства много лиц, и под этим, разумеется, подразумевают не только личностей, ставших предателями, но и различные способы предательства. Уже само слово «предательство» по своему смыслу не столь просто, как может показаться. Оно происходит от слова «передавать» [352]. Возьмём известный пример, когда полковник Редль из генерального штаба австрийской армии за вознаграждение передал русскому генеральному штабу интересовавшие того сведения, а именно: австрийские оперативные планы на случай войны — это была передача военных секретов, что считалось государственной изменой.

Если государственный чиновник, работающий в правительстве, тайком передаёт «строго конфиденциальные» сведения о намерениях и планах своего правительства в прессу, которая их публикует, то и это считается формой предательства и в отдельных случаях подлежит наказанию. Однако разве при демократии публика не имеет права быть информированной о планах правительства? Можно ли обвинить в «государственной измене» журналистов, информировавших её об этом, раз этого не сделало само государство, как в 1962 г. произошло с Рудольфом Аугштейном, издателем «Шпигеля»? А как насчёт того случая, когда высокопоставленный сотрудник агрессивного блока НАТО намеренно проник в аппарат альянса для получения и передачи органам обороны социалистических стран сведений о планах нападения, поскольку такая информация чрезвычайно важна для обеспечения мира? Был ли в этом случае Райнер Рупп предателем, несмотря на то, что он предотвратил Третью мировую войну? Что насчёт Ассанжа и Сноудена [353], а вместе с ними и других whistleblowers [информаторов], сослуживших большую службу человечеству публикацией материалов, разоблачающих преступную политику империалистических держав?

Если сейчас мы поставим проблему предательства в более узкие политические или идеологические рамки (в особенности в рамки теоретико-мировоззренческие), то дело станет ещё сложнее. Возьмём известный пример: когда в 1917 г. Центральный Комитет большевиков принял решение в ближайшее время захватить власть при помощи вооружённого восстания, поскольку, по их оценке, для этого созрели все условия, два члена ЦК — Зиновьев и Каменев — проголосовали против этого; они были убеждены, что условий для успешного восстания нет, а следовательно, оно провалится, и его подавление крайне сильно повредит будущему революции и революционного движения.