Альфред Козинг - Восхождение и гибель реального социализма. К 100-летию Октябрьской революции

И здесь вновь находят подтверждение слова Маркса о том, что определённое значение имеет то, какие фигуры случай ставит во главу движения [362].

Вопрос о том, существовали ли вообще альтернативы, при которых не произошло бы гибели социализма, поднимается вновь и вновь. Ответ на него прост и сложен одновременно: прост, поскольку в историческом развитии, хотя оно и предопределяется соответствующими объективными условиями и общественными закономерностями, нет прямолинейной необходимости, а всякий раз имеется лишь поле объективных возможностей, содержащих и альтернативные варианты развития. И раз история не обязана была происходить в точности так, как она произошла, то в принципе альтернативы были и остаются возможны.

Однако этот общий ответ, разумеется, не объясняет, какие именно исторические альтернативы существовали в действительности и какие шансы на успех они могли иметь в данных условиях и обстоятельствах.

Их успех в очень большой степени зависел и от субъективных факторов, в особенности от руководящей группы и её членов, и, разумеется, от разнообразных случайностей, которые могут быть связаны как с конкретными ситуациями, так и с отдельными личностями, с их опытом, знаниями и способностями, а также с чертами их характера. Потому-то ответ на этот вопрос в то же самое время сложен и, естественно, содержит целый ряд факторов, не поддающихся оценке. В сущности здесь мы вступаем в область гипотетических соображений типа «что было бы, если...?», чья полезность весьма сомнительна, поскольку они делают возможными спекуляции. Несмотря на это, уже существует «альтернативная историография», исследующая то, как иначе могли бы произойти некоторые исторические события, и какие последствия это могло бы иметь для дальнейшей истории. Во всяком случае, это не лишено интереса, так почему бы не приложить эти вопросы и к истории социализма?

Если исходить из мысли, что гибель социализма не обязана была произойти, поскольку имелась, хоть и небольшая, вероятность его успеха в связи с целым рядом объективных и субъективных предпосылок, то эта позиция, по-видимому, подразумевает, что реализация одной из возможных альтернатив не только показала бы сравнительно лучший результат, но и, вероятно, обеспечила бы успех всего дела. Но и это лишь гипотеза, а не надёжное знание. И это необходимо с самого начала осознавать при обсуждении и исследовании всевозможных альтернатив.

Обычно возможные альтернативы в истории ВКП(б) и Советского Союза связывают с именами Троцкого и Бухарина, ставя их в более-менее полную зависимость от этих личностей и их политических концепций. На то есть веские причины, поскольку они были руководителями ВКП(б), во многом значительно отличавшимися от Сталина, а также в разное время они являлись решительными противниками сталинской политики, защищая концепции, отличные от сталинских.

Однако при подобном взгляде очень легко незаметно впасть в субъективное понимание истории, согласно которому история творится «героями».

Кроме того, в отношении ВКП(б)-КПСС, Советского Союза и их первых лиц уже сложились определённые стереотипы, демонстрирующие весьма односторонний взгляд. К примеру, существует мнение, что играй Троцкий в Политбюро ВКП(б) ту же роль, что и Сталин, это не привело бы к другому результату, поскольку он тоже стремился к личной диктатуре и установил бы не менее жестокую систему правления. Зачастую подобные утверждения подкрепляются указанием на излишнюю самоуверенность Троцкого, в которой его упрекал Ленин, и на его военную суровость на посту руководителя Красной Армии во время гражданской войны.

Однако эти аргументы нельзя принять в качестве серьёзного оправдания столь далеко идущих утверждений. Вне всякого сомнения, Ленин был прав, говоря о самоуверенности Троцкого, но стоит трезво обдумать, в какой мере важно это замечание в контексте альтернативы Сталину. Во-первых, я сомневаюсь, что его вообще можно расценивать как политический аргумент, поскольку Ленин был отнюдь не менее самоуверен, чем Троцкий. Оба вполне осознавали своё значение для революционного движения, весьма настойчиво и последовательно защищая свои убеждения, причём Ленин нередко выступал значительно решительнее и осознаннее, чем Троцкий. Кроме того, гораздо важнее предположений тот факт, что во внутрипартийных спорах Троцкий не предпринимал никаких попыток захватить власть, устранив остальных претендентов и установив диктатуру. Даже в то время, когда на посту наркомвоенмора он командовал военными силами, располагая значительными властными полномочиями, не было ни единого признака намерений такого рода. Слухи, будто бы он стремился стать «красным Наполеоном», очевидно, распространялись совершенно сознательно, чтобы отвлечь внимание от того, что власть к тому времени была монополизирована совершенно другими личностями.

Однако почему же Ленин критиковал эту черту Троцкого? На мой взгляд, этот вопрос следует рассматривать в контексте отношений между Сталиным и Троцким, поскольку между ними двумя существовали не просто напряжённые отношения, но и со стороны Сталина обнаруживалась неприкрытая враждебность, глубоко укоренившаяся в его психике. Ленин помнил, насколько часто и в какой примитивной манере Сталин интриговал против Троцкого, и что ему не раз приходилось лично вмешиваться в эти конфликты ради поддержания слаженной работы Политбюро. Поэтому Ленин был совершенно правомерно озабочен тем, что в будущем без его посредничества самоуверенность Троцкого могла послужить фактором, который вызывал бы столкновения со Сталиным и опасность раскола партии.

При этом тот факт, что Троцкий в роли руководителя Красной Армии в течение гражданской войны решительно и сурово насаждал железную дисциплину и строжайше наказывал предательство, невзирая на лица (что всецело разделял и Ленин), не может служить аргументом в пользу предположения, будто бы он намеревался использовать военные подходы и методы и в мирной жизни. Это было злонамеренно приписано ему ослепшими сторонниками Сталина, приклеившими к портрету Троцкого подлинно сталинскую жестокость и грубость, чтобы отвлечь внимание от этих черт у самого Сталина.

В отличие от Сталина, Троцкий не обнаруживал никаких армейских амбиций, он не присваивал себе никаких воинских званий, блестящего мундира и военных наград, а после окончания гражданской войны вёл себя как совершенно обыкновенный штатский. Троцкий был высокообразованным человеком с хорошими манерами, чего нельзя сказать о Сталине. Поэтому чтобы понять, каких позиций и в какое время он на самом деле придерживался, лучше забыть о сфабрикованных стереотипах и придерживаться фактов и высказываний самого Троцкого, сделанных им в тех его работах, где он представил свои взгляды на политику Коммунистической партии и советского государства. Способ доказывать его мнимую враждебность к Ленину при помощи постоянно выдёргиваемых из контекста цитат из его дооктябрьских работ не просто не годится, поскольку игнорирует любую дальнейшую теоретическую и политическую эволюцию Троцкого, но и является прямой фальсификацией политической истории русского рабочего движения.