Альфред Козинг - Восхождение и гибель реального социализма. К 100-летию Октябрьской революции

Ещё одна возможность открылась в 1928/29 г. Тогда во время так называемого хлебного кризиса стало ясно, что линия партии, которой следовали Сталин и Бухарин, планировавшие лишь относительно медленное развитие социалистической промышленности и отдававшие приоритет крестьянским хозяйствам с целью достижения более высокого уровня производства зерна, — потерпела фиаско, заведя общество в тупик.

Бухарин, Рыков и Томский осознали, что эта политика должна быть в корне изменена, и выработали предложения по коррекции политического курса, которые они позднее представили в Политбюро. Однако Сталин не был готов серьёзно обсуждать их, поскольку это подрывало его позиции во власти, которые он планировал выстраивать и далее. Поэтому он использовал возникший кризис совершенно другим образом. Он перешёл к авантюристической политике спешной и совершенно не подготовленной коллективизации сельского хозяйства. Чтобы замести следы, Сталин предпринял резкую идеологическую атаку против якобы правого уклона, вследствие чего Бухарин, Рыков и Томский были выведены из состава Политбюро, поскольку высказывались против этой линии.

Экономическая и общественная ситуация была катастрофической, Советский Союз находился в самом глубоком кризисе со времён гражданской войны. Хотя значительная часть работников партии и государства симпатизировала взглядам Бухарина, однако шансы на успех этой возможной альтернативы были весьма невелики, поскольку Сталин смог перетянуть колеблющихся членов Политбюро на свою сторону. Кроме того, Бухарин как политик был слишком слаб для противостояния такому опытному приверженцу насилия, как Сталин. Уже вскоре он капитулировал под напором обвинений (одно подлее другого), покаялся и вновь подчинился Сталину.

После того как Сталин массовыми чистками и жестокими репрессиями задушил оппозиционные взгляды в партии, уничтожив в процессах 1936–1938 годов бо́льшую часть старых большевистских кадров, ему уже не было никакой альтернативы — ни в теории, ни на практике.

Только после смерти Сталина вновь появился шанс — абстрактно, то есть независимо от конкретных объективных и субъективных условий — развить реальную альтернативу его диктаторской системе правления и его политике, преобразовав деформированное и изуродованное социалистическое общество, дабы обеспечить его способность к развитию. Однако отсутствовали решающие субъективные условия. Эта альтернатива должна была бы начаться с критического анализа прежнего пути развития социалистического общества при сталинском правлении. При этом промахи Сталина, его противозаконный произвол и репрессии против большого числа отечественных и зарубежных коммунистов, террор против больших групп населения и другие его преступления подлежали оглашению и осуждению. И, что было ещё труднее, должны были быть исследованы куда как более глубокие общественные, политические и идеологические основания и причины явлений перерождения партии и общества, поскольку иначе нельзя было преодолеть эти противоречившие принципам социализма явления и создать надёжный заслон их возрождению в будущем.

Но было ли руководство КПСС, оставшееся после смерти Сталина, способно на это? Оно состояло из функционеров, отобранных Сталиным или, по крайней мере, воспитанных в его духе и более-менее лично преданных ему. Среди них имелось также несколько соратников, сопровождавших политическое восхождение Сталина с 1917 года, или, по меньшей мере, с начала 1920‑х годов, и переживших все чистки: Молотов, Каганович, Ворошилов и Микоян, а также более молодые — такие как Хрущёв, Берия, Маленков и Булганин. Они совершенно намеренно были вовлечены Сталиным в беззаконие и произвол, репрессии и прочие преступления в такой мере, что к тому времени уже должны были бы нести за это ответственность. Можно понять, что при таких обстоятельствах их готовность поднимать подобные вопросы и углубляться в них была не особо велика.

Последовательнее всех против какого бы то ни было пересмотра прошлого выступали Молотов и Каганович. В то же время они довольно решительно отказались обсуждать «культ личности». Как ни странно, первым начавшим поднимать тему «культа личности Сталина» оказался Берия. Это может показаться удивительным, поскольку после Ягоды и Ежова он с осени 1938 года являлся главным сообщником Сталина в осуществлении его произвола, хотя и занял пост наркома внутренних дел и генерального комиссара госбезопасности лишь после Московских процессов. Можно ломать голову насчёт его мотивов, однако с уверенностью можно исключить гипотезу, будто бы Берия стремился к созданию системы, альтернативной сталинской. Предполагают, что таким образом он «убежал вперёд». Берия подозревал, что Сталин поступит с ним так же, как и с его предшественниками — Ягодой и Ежовым, которых он персонально обвинил во всех своих преступлениях и ликвидировал их как своих соучастников.

Берия предполагал, что у Сталина уже заготовлен материал подобного рода, в котором он будет изображён единственным виновником всех мыслимых преступлений начиная с 1938 года. Теперь Сталин был мёртв, однако опасный компромат ещё, возможно, существовал. Чтобы не позволить остальным соучастникам из Политбюро принести его в жертву в качестве козла отпущения, он направил обвинения против почившего Сталина. Поскольку Берия, очевидно, также предпринял меры для захвата власти, то большинство остальных членов Политбюро (в особенности Хрущёв) усматривали в его фигуре серьёзную угрозу. Они арестовали его в лучших сталинских традициях по обвинению в работе на империалистические разведки и впоследствии казнили.

Как бы то ни было, этим актом «дело Сталина» отнюдь не было завершено, поскольку, по крайней мере, часть членов Политбюро считала неизбежным применение определённых мер по сворачиванию сталинского режима. По сию пору существовали гигантские лагеря с миллионами заключённых, из которых следовало освободить, по меньшей мере, значительную часть политических осуждённых, поскольку обвинения против них, за редким исключением, были необоснованы. Такую позицию решительнее всех отстаивали Хрущёв и Микоян, а также Маленков и Поспелов; даже Ворошилов присоединился к их общему мнению. Принадлежа к самым старым и самым верным соратникам Сталина и принимая решающее участие в ликвидации генералов Красной Армии, теперь Ворошилов вёл себя так, возможно, потому, что в свои последние годы Сталин относился к нему с чрезвычайным презрением.

Было решено, что Поспелов должен собрать и изучить материал для выработки основы для дальнейших действий, прежде всего для реабилитации невинно осуждённых кадровых работников партии.