Ахмед Искендеров - Тоётоми Хидэёси

Поскольку замок стоит на холме, что само по себе украшает его, он виден издалека за многие километры, и кажется, будто касается облаков» [311].

Желая показать, как восторженно встретил Хидэёси католических миссионеров в своем замке в Осака, Л. Фроиш всячески подчеркивает, что они были приняты в личной комнате Хидэёси. Как пишет португалец, Хидэёси велел принести чашку с сакэ, взял ее в руки и передал патеру. Затем попросил еще две чашки с сакэ. Отпил из каждой по маленькому глоточку, а остальное сакэ разлил по чашкам всем присутствовавшим, заявив, что, по японскому обычаю, это означает то же самое, что подношение им чашечки с сакэ каждому в отдельности. Потом он настоял на том, чтобы все выпили. Когда принесли закуску, он взял палочки (хаси) и сам положил ее каждому. Это было сделано, пишет Фроиш, с такой доброжелательностью и любезностью, что все, кто видел это или слышал об этом, говорили, что, с тех пор как Хидэёси стал править страной, он ничего подобного себе не позволял, даже по отношению к высочайшим особам, которые его навещали [312].

Но наибольшее место в отчетах занимали, конечно, религиозные темы. Миссионеры подробно и красочно расписывали успехи христианской пропаганды в Японии, явно стараясь их преувеличить. Одновременно они всячески принижали значение местных религий, их роль в общественной жизни, утверждали, что японцы якобы с большим недоверием относятся к своим священнослужителям, предпочитая им христианских миссионеров.

Как писал Франциск Ксавье, он был крайне удивлен, услышав о том, что в Японии чрезвычайно много монахов. «Люди, заслуживающие доверия, — отмечал он, — уверяли меня в том, что на землях одного князя расположено 800 монастырей, в каждом из которых обитает по меньшей мере 30 монахов и монахинь. К этому следует добавить другие духовные учреждения с числом обитателей в шесть-восемь человек. Исходя из того, что мне самому довелось видеть в Японии, я могу поверить в то, что это правда» [313].

Он утверждал, что в Японии существовало девять религиозных сект и что каждый японец волен выбирать, в какую из них ему вступать. Нередко члены одной семьи принадлежат к разным сектам, некоторые из которых проповедуют триста и даже пятьсот заповедей. Но общими для всех сект, заявлял Ксавье, являются следующие пять заповедей: не убий, не воруй, не совершай прелюбодеяния, не лги, не пей вино [314].

Миссионеры восторженно описывали дела и «подвиги» крещеных феодалов, с нескрываемой радостью изображали, что они сносили буддийские монастыри и храмы. Патер Органтино, например, сообщал о большом числе буддийских монастырей, разрушенных в городе Такацуки [315].

Из отчетов миссионеров видно, сколь неблаговидную роль они играли, плетя постоянные интриги против местных духовных лиц, строча доносы на них, в результате чего многие японские священнослужители впадали в немилость, у властей. В свои интриги им удавалось втягивать даже самого Ода Нобунага.

Зная резко отрицательное отношение Ода Нобунага к буддийскому духовенству и играя на этом, иезуиты уговорили его дать согласие на проведение своего рода публичного диспута между христианским миссионером и одним из буддийских бонз. Цель затеи состояла в том, чтобы доказать Нобунага преимущества католической религии и никчемность буддизма. Это, очевидно, совпадало с желанием и самого Нобунага, который охотно согласился на организацию такого диспута и даже сам присутствовал на нем. Луиш Фроиш, выступавший в роли переводчика (к тому времени он в совершенстве овладел японским языком), подробно описал эту встречу.

Диспут происходил в 1569 году. Кроме Нобунага на нем присутствовало около 300 знатных особ. Представитель христианских миссионеров на все лады расхваливал католическую религию, изображая ее как стройную и последовательную религиозную систему, и противопоставлял христианство буддизму, который, как он старался доказать, в отличие от католицизма, в сущности, не представляет никакой ценности. Он восхвалял всемогущего бога, который, по его словам, совершает только благие деяния, и потому люди обязаны молиться ему. Бог дал людям не только жизнь, говорил он, но и понятия, чтобы они могли познавать и восхвалять его. На это Нобунага, по словам Фроиша, заметил: «Если эти слова верны, то не повредит ли тем людям, которые лишены этих понятий или глупы от природы и невежественны, то, что они не будут его восхвалять, поскольку не обладают такой возможностью?» [316].

На это замечание Нобунага последовал такой ответ: «Они также обязаны восхвалять его, ибо богу очевидны все вещи. Много раз мы убеждались в том, что те люди, которых он наделял мудростью, использовали ее не для достижения той цели, которой она должна была служить, и тем самым повергали государства в хаос, причиняли беспокойство народам и совершали всякого рода другие злодеяния. Но те, кому бог не дал такого сильного ума, должны его восхвалять, ибо в том случае, если бы он и им дал более живой ум, то они увеличили бы число тех, кто употребляет его не по назначению» [317].

Такой ответ, по словам Фроиша, понравился Нобунага, у которого вызвал, очевидно, определенные ассоциации с японской действительностью, с тем состоянием хаоса, в котором пребывала страна.

Иезуиты, которые, видимо, на это и рассчитывали, почувствовав явное расположение к себе Нобунага, продолжали высокомерно восхвалять католицизм и уничижительно отзываться о буддизме. Когда они заговорили о душе, буддийский монах не выдержал и, весь охваченный гневом, выхватил меч, произнося при этом такие слова: «Если верно то, что вы здесь говорили, то я хочу этим мечом убить одного из вас, и пусть патер покажет мне эту душу, если она действительно существует» [318].

Присутствовавшие в зале феодалы схватили монаха и вырвали меч. Нобунага не без упрека заметил: «Ты плохо поступил. Не дело жреца хвататься за оружие. Надо свой закон защищать силой аргументов» [319].

Заключая свой рассказ, Фроиш в торжествующих тонах пишет о победе католической веры над буддизмом, уверяя, что не только все присутствующие на диспуте, но и жители японской столицы, среди которых быстро распространилась весть о диспуте, считали, что католические миссионеры одержали победу, а буддийские священнослужители потерпели сокрушительное поражение.

В материалах христианской миссии можно найти сведения о государственном устройстве Японии XVI века, ее районировании, социальном строе, о войнах, которые вели между собой феодалы.

Так, Гаспар Вилела в своих отчетах пытался выделить социальные слои японского общества. Япония второй половины XVI века, писал он, представляет собой социальную структуру, состоящую из четырех общественных групп. К первой социальной группе он относил титулованную знать, в которую включал всю придворную знать, а также нетитулованное мелкопоместное дворянство. Это был слой немногочисленный, но занимавший ведущее положение в стране. Именно он, писал Вилела, ведет непрекращающиеся войны, которые потрясают всю страну. Ко второй группе он причислял священников, которые, по его словам, весьма многочисленны в этой стране. В третью группу он включил торговцев, которых тоже было очень много. И, наконец, к четвертой группе, занимающей низшую ступеньку социальной пирамиды, он относил крестьян, не владеющих землей, работающих в поместьях своих хозяев, которым отдают две трети урожая, а одну треть оставляют себе [320].