Л Викторова - Монголы

«Тюркская» теория более основательно аргументирована. Рассмотрим ее доказательства. В. С. Таскин выяснил, что для трех видов скота, разводимых хуннами, Сыма Цянь употребил хуннские слова, записав их китайскими иероглифами. Эти названия тюркские: капр (лошак), ту/р/п (низкорослая дикая лошадь) и тан (дикая лошадь) [Таскин, 1968, с. 13—17]. Два вида из них (кат!р и ту/p/Ti) восходят к XVIII или XVII в. до н. э. Тюркским было и хуннское слово kine-lil («драгоценный меч»), сохранившееся от языка предков хуннов, соприкасавшихся в XII в. до н. э. с западными границами Китая [Таскин,

1968, с. 19]. Китайские источники отмечают, что язык юаньхэ (основного племени уйгурской конфедерации) был хуннским, равно как и язык тюрок. Это подтверждается уйгурскими и тюркскими руническими памятниками VIII—IX вв., где впервые зафиксированы связные тюркские тексты. Китайские династий-ные истории считают потомками хуннов племя алтайских тюрок VI—VIII вв. н. э. и приводят в подтверждение этого записи тюркских легенд о происхождении тюрок от хуннов.

Этноним «хунну» и в средневековых китайских источниках часто обозначал алтайских тюрок (туцзюе); в древних согдийских документах фонетически близки названия центральноазиатских хунну и тюрок VIII в. [Кляшторный, 1964, с. 108, при-меч. 150]. Тюркологи считают вопрос этнолингвистической дефиниции хуннов настолько решенным, что в основу классификации тюркских языков положено деление на восточнохуннские и западнохуннские языки, а наиболее древним родо-племенным объединением признается союз огурских племен, из которого состоял господствующий слой империи хуннов [Баскаков, 1964, с. 1, 3].

Этнокультурные особенности хуннов отражены полнее всего-в их погребальном обряде. В. С. Таскин, основываясь на сообщении Сыма Цяня («Для похорон употребляют внешний и внутренний гробы, золото и серебро, одежды и шубы, но не насыпают могильных холмов, не сажают деревьев и не носят траурных одежд»), полагает, что хунны хоронили покойников в могилах, не имеющих внешних признаков [Таскин, 1968, с. 40]. Действительно, хунны не насыпали могильных холмов из земли и не сажали деревьев, т. е. их обряд погребения отличался от ханьского. Но это не означает, что хунны не отмечали мест погребений.

На территории Монголии и соседних районов Сибири и Средней Азии погребальный обряд хуннского времени изучен достаточно полно, в основном советскими и монгольскими археологами [Бернштам, 1940; Доржсурэн, 1961; Козлов, 1928; Коновалов, 1975, 1976; Пэрлээ, 1957; Руденко, 1960, Umehara, 1960, и др.]. Наибольшей информативностью в этнокультурном отношении обладают знаменитые погребения хуннских шаньюев в горах Ноин-Улы (МНР). Хунны хоронили своих покойников, особенно знатных,, под курганами с каменной наброской, сооружая возле них жертвенники. Под курганом находилась ориентированная по сторонам света погребальная камера, которая была сделана в виде двух срубов, заключенных один в другом и разделенных коридором, т. е. во внешнем и внутреннем гробах. Гробы ставились во внутренний сруб. Погребенного клали головой на север. С ним хоронили богатый и разнообразный инвентарь, состоявший из оружия, одежды, обуви, головных уборов, украшений и других предметов. Верхняя одежда —одна из важных этнокультурных особенностей, по которой древние народы с первого взгляда различали «своего от чужого»,— хорошо сохранилась в Ноин-Уле. С. И. Руденко полагает, что в комплексе ноин-улинские памятники наиболее близки к древним алтайским и западносибирским, а культурная традиция хуннов явно прослеживается у современных казахов, киргизов и башкир в типе одежды, обуви, головных уборов, прикладном искусстве и пр. [Руденко, 1960, с. 39—44, 49, 113]. Судя по китайским древним и средневековым изображениям хунны имели сходство и с представителями прибайкальского тюркского племени курыкан, а также племен уйгурской конфедерации [Позд-неев, 1899, рис. 1; Руденко, 1960, рис. 31].

В целом по погребальному обряду хунны. ближе населению Западной Монголии и Тувы, чем «плиточникам» Монголии.

Не менее важный материал для суждений об этнокультурных особенностях хуннов дают городища хуннского времени, сосредоточенные главным образом в Центральной Монголии. Их датируют обычно своеобразная серая керамика с прочерченным узором, наличие волнообразных линий по тулову сосудов, а также арочный орнамент. Традиция украшать бытовые предметы из различного материала арочным орнаментом, как установлено ■С. В. Ивановым, свойственна тюркским народам (уйгуры, якуты).

Антропологический тип северных хуннов на рубеже нашей эры был монголоидным, как и население Восточной и Северной Монголии в эпоху бронзы [Дебец, 1948, с. 120—123; Руденко, 1960]. Г. Ф. Дебец пришел к выводу, что антропологический тип хуннов (из погребений в срубах) может быть отнесен к палеосибирскому, преобладавшему в более ранних погребениях из Прибайкалья; этот же тип появляется в Венгрии одновременно с проникновением туда хуннов [Дебец, 1948, с. 121]. 12 черепов, добытых А. В. Давыдовой при раскопках Иволгинского городища на Селенге [Давыдова, 1956], были изучены Н. Н. Мамоновой, подтвердившей в целом антропологическую характеристику, данную Г. Ф. Дебецем. Однако наряду с этим новые материалы выявили и неоднородность антропологического типа населения: некоторые черепа оказались с сильной горизонтальной профилировкой и резко выступающим носом, а эти признаки сближают их с европеоидным типом [Гохман, 1960]. Часть хуннов Ордоса отличалась, судя по известным из китайских источников сведениям, «возвышенными носами», т. е. признаком, сходным с отмеченными Н. Н. Мамоновой для населения Западной Монголии и И. И. Гохманом для части населения, жившего к началу нашей эры в Иволгинском городище на Селенге. Мон-голоидность хуннов в Восточной Монголии на рубеже нашей эры могла быть следствием метисации с местным завоеванным населением 3.

Суммируя изложенные факты, следует считать, что хунны были генетически тесно связаны с населением Ордоса, Западной Монголии и Тувы, что они были этническими предками тюрок и уйгуров. Все эти племена лишь частично приняли участие в формировании монгольского народа, но этнолингвистической основой монгольских народов были «плиточники»-дунхусцы и их потомки — сяньбийцы и ухуаньцы.

Носителями этнокультурных традиций дунхусцев стали племена сяньбийцев и ухуаньцев. Кочевое скотоводство в сочетании с пашенным земледелием было основой хозяйства ухуаньцев.

Из полевых культур они сеяли неклейкое «зеленое просо» [Кю-нер, 1961, с. 135] и растение типа подсолнечника. Сельскохозяйственный календарь ухуаньцев был лунным и соотносился с циклом работ, связанных со скотоводством, охотой и земледелием. Ухуаньцы, очевидно, делали посевы проса на зимниках, как и другие кочевые народы. Основа питания была мясо-молочная с добавлением растительной пищи. В хозяйстве значительное место занимала охота; сохранялись навыки древних облавных охот. Родственные отношения ухуаньцев отличались определенными особенностями. Господствовало правило минората, т. е. такое положение, когда хранителем домашнего очага (связанного со сферой женской деятельности, а ранее с материнским родом) являлся младший сын. Существовал также левират. Процесс перехода к отцовскому роду не был завершен. У ухуаньцев не было фамилий, как в Китае. «Фамилий постоянных нет, а имя и прозвище старейшины и сильных людей принимают как свою фамилию» [Кюнер, 1961, с. 134].