Л Викторова - Монголы

Глава 4

ЭТНИЧЕСКИЕ ОБЩНОСТИ НА ОСНОВЕ ЮЖНЫХ СЯНЬБИИЦЕВ

Сяньбийцы Ляодуна и Ляоси в III—IV вв. не составляли монолитного целого ни в хозяйственном, ни в этническом отношении. В степях они преимущественно занимались скотоводством, в лесах — охотой, некоторые племена продолжали заниматься земледельческо-скотоводческим хозяйством, незначительную роль в хозяйстве кое-где играло и рыболовство. Внутренний рынок развит не был, хозяйство было натуральным. Обмен с соседними народами также был натуральный. Охотничьи племена и скотоводы обменивали меха (особенно соболей) и скот (преимущественно лошадей) на товары, изготовлявшиеся земледельцами. В обмен на меха и скот кочевники и охотники получали предметы потребления: зерно, ткани, шелка, котлы, зеркала и т. п. Обмен был развит и между племенами, о чем можно судить по находкам различных металлических предметов (ножей, наконечников стрел, пряжек, бляшек, украшений), имевших широкое распространение.

В III в. н. э. создаются новые группировки племен на сянь-бийской основе. Образуются новые центры; вокруг одного из племен — муюнов — группируются Ляодунские сяньбийцы (сухи, дуани, мувани). На некоторое время они объединили южные племена Ляодуна и Ляоси (юйвэни 1, кидани). Но сяньбийцы Ляоси вскоре обособились и в дальнейшем развивались самостоятельно.

У муюнов наряду со скотоводством развивалось земледелие. Как полагал Н. В. Кюнер, районы Южной Маньчжурии были издавна одним из очагов формирования плужного земледелия у предков монгольских и маньчжурских народов. Ляодун входил в эту зону. О том же говорят и предания, сохранившиеся в монгольских источниках XVII в., например летопись «Шара ту-джи». В ней рассказывается: «В те времена питались невозделанным полевым рисом (tuturya). Когда наступало время еды, то брали и ели. Увидя, как один хитрый человек взял долю на завтра, все тоже взяли, и if пища] кончилась. После этого стали сеять зерновые» 2[Шара туджи, 1957, с. 17—18].

Известно, что на территории современной МНР рис не растет и никогда не рос. Вместе с тем в местах древнего обитания дунхусцев, на юге Северо-Восточного Китая, в раскопках поселений, относящихся к эпохе бронзы, найдены сосуды для варки риса на пару [Ларичев, 1960, гл. IV]. Это могло бы быть свидетельством заимствования риса у древних китайцев. Однако китайские обозначения для суходольного риса — ханьдао, а для заливного — шуйдао. В тексте же «Шара туджи» рис обозначается словом tuturya, т. е. монгольским словом 3. То, что предкам монгольских и тюркских народов были известны южные зерновые культуры, говорит не только о самостоятельном возникновении и развитии алтайского земледелия на северных рубежах земель, занятых в древности предками корейцев, но и о том, что часть монгольских народов формировалась южнее тех мест, где они жили в средние века. Одним из таких предков южномонгольских народов были сяньбийцы во главе с мую-нами.

Муюнам, у которых в первые века нашей эры происходил интенсивный процесс социальной дифференциации, сопровождавшийся острой борьбой за власть различных группировок сильных родов, удалось объединить значительную часть не только сяньбийцев, но и другого населения Северо-Восточного Китая. Они образовали государство Янь. Его историю делят на два периода: Раннее Янь со столицей Пекин и Позднее Янь со столицей Динсянь (пров. Хэбэй) [Wittfogel and Feng Hsia-cheng, 1949, c. 105]. Это было государство, созданное силой оружия, этнически разнородное, включавшее подчинившихся муюнам ухуаньцев, часть южных хуннов, китайцев и других народов, сохранивших племенную обособленность (ср. [Сухбаа-тар, 1971; Шан Юэ, 1959, с. 134]. Муюны в IV в. воевали с северными корейцами — когурёсцами — и часть пленных также переселили в свои владения.

Южная и юго-восточная границы сяньбийских государств в первых веках нашей эры были зоной контактов предков монголов с древнекорейским этническим и языковым миром; их следы имеются в монгольском языке. Так, Б. И. Панкратовым установлено, что монгольский термин «нойон» ( поуап , поуоп) — «феодал, князь, господин» происходит от корейского слова «но-хон», обозначающего «старейшину» в древних корейских текстах и восходит к эпохе родового строя 4. Были общие элементы и в материальной культуре. Японская исследовательница К. Тори издала альбом рисунков [Torii, 1927, с. 522—523], изображающих костюмы борцов (на надоме) в юго-восточных районах Внутренней Монголии. Борцы одеты в широкие, заправленные в сапоги штаны типа шаровар, которые сходны с изображениями на северокорейских фресках, относящихся к началу нашей эры.

Ю. В. Ионова, исследовавшая древние религиозные представления корейцев, обнаружила в них целый ряд черт, связанных, как и у древних монголов, с тотемизмом: предания о происхождении корейских родов от предка-зверя или полузверя-получеловека, названия родов по названиям животных, веру в связь человека с определенным видом животного и превращение человека после смерти в животное; танцы в масках и шкурах животных при проводах умершего, причем у корейцев, как у ухуаньцев и сяньбийцев, лошадей убивали для проводов умерших. Корейцам знаком и куль г животных, и ритуальноепоеда ние животных-тотемов, причем некоторые из таких тотемов были общими с тотемами, имевшимися у монголов. Многие легенды о происхождении когурёских и силланских правящих родов связаны с этими представлениями. В числе тотемических предков корейцев называют и собаку, а в государстве Когурё некоторые роды даже продолжали носить названия тотемных животных (лошади, коровы, свиньи, собаки) 5.

Так конкретный этнографический материал раскрывает мир идей и представлений, присущих предкам корейских и монгольских племен. В верованиях и обрядах дунхусцев и северных корейских племен были некоторые общие черты 6, например наличие одних и тех же тотемных животных, таких, как собака, лошадь, которые играли одинаковую роль в погребальном обряде (проводы души умершего в загробный мир). У ухуаньцев и сяньбийцев существовал обычай петь и плясать во время проводов души умершего к предкам. У всех групп народов, происхождением -связанных с дунхусцами, при заключении клятвенных договоров был обязателен обряд заклания жертвенных тотемных животных, среди которых были лошади, собаки, быки. Собака и лошадь часто фигурируют в монгольском фольклоре. Собака или конь, понимающие человеческую речь, предупреждают героя об опасности и помогают ему победить врагов. Конь и собака часто бывают посредниками между героем, его духами-предками, общеплеменными и межплеменными божествами и даже самим Вечным синим небом (как, например, в эпосе о Гэсэре).