Йосеф Мацек - Гуситское революционное движение

Таким образом, это было обобществление продуктов потребления, оставлявшее средства производства в частных руках; только результаты индивидуального хозяйствования должны были передаваться всему коллективу.

Замыслы таборитов неизбежно принимали фантастический характер. Только путем экспроприации средств производства у эксплуататоров и захвата власти рабочим классом можно реально осуществить то, о чем мечтали табориты. Это стало возможно лишь в наши дни — лишь в нашей народной демократической республике мы на основе принципов марксизма-ленинизма, следуя примеру великого Советского Союза, строим общество, в котором нет ни эксплуататоров, ни эксплуатируемых.

Введение в Таборе хилиастической собственности было обусловлено интересами обороны. «Правда, у таборитов уже существовала своего рода хилиастическая общность имущества, однако, лишь в качестве чисто военной меры» [141] Там же, стр. 38. . Беднота, интересам которой отвечало обобществление предметов потребления, не была в ту эпоху определившимся и организованным классом, она представляла собой лишь зародыш будущего класса. Беднота была движущей силой революционного движения, тем не менее даже в Таборе во главе ее с самого начала стали мелкие дворяне, правда, обедневшие и стоявшие на одном уровне с высшими слугами, но стремившиеся к изменениям лишь в рамках феодального общественного строя. Кроме того, воспользовавшись благоприятным моментом, в Табор явились обедневшие ремесленники; развитие ремесленного производства было неизбежной предпосылкой экономического укрепления революционного центра. Позиции бедноты были также ослаблены тем, что часть ее с самого начала была полностью занята на службе в армии.

Так подготовлялась ликвидация гегемонии бедноты в Таборе, а вместе с тем и срыв осуществления программы хилиастического обобществления имуществ. Первым зловещим признаком было уже упоминаемое нами введение оброка, собираемого в день св. Гавла. В результате такого рода эволюции среди хилиастических священников стали выдвигаться те проповедники, которые защищали интересы бюргерской оппозиции, выступая с наиболее радикальным толкованием четырех пражских статей. Во главе этих священников стал Микулаш из Пельгржимова, по прозванию Бискупец, который осенью 1420 года был избран таборским епископом. Этим избранием Табор не только окончательно уничтожил зависимость Чехии от католической церкви и заложил основы самостоятельной церковной организации, но и вступил на путь оттеснения хилиастических проповедников. Если до сих пор самостоятельное и свободное исследование и толкование «Священного писания» были основным требованием таборитского хилиазма, то отныне складывающаяся таборитская церковь стала на путь подавления и обуздания идеологической свободы. Проповедники, которые и в дальнейшем продолжали предвещать близкий конец мира и наступление тысячелетнего «царства христова», были поставлены вне официального таборитского учения. В своей последовательной борьбе против феодального общественного строя и его опоры — католической церкви — проповедники-хилиасты дошли до крайних пределов вплоть до отрицания «святых даров»; этих проповедников называли «отверженными еретиками», «пикартами», их подвергали жестоким преследованиям.

Во главе пикартских проповедников стоял блестящий оратор, идеолог бедноты Мартин Гуска, который не переставал горячо выступать против мистического толкования «Священного писания» и возвышения священников над простыми верующими. «Святые дары», то есть главное, что еще не утратило ореола святости у пражских гуситов, он называл «шкварками и мотылем» — наживкой для заманивания и одурачивания простых людей. К «святым дарам», к которым остальные священники приближались со священным трепетом и в которые слепо верили, пикарты подходили рационалистически. Говорили, что в сырости они плесневеют, что их грызут мыши — в чем же тогда признаки их святости? В этих взглядах уже проявлялось новое мировоззрение, в основе которого лежал опыт, а не вера. Такие взгляды могли, разумеется, возникнуть у пикартов только в результате тесного единения с беднотой, идеологами которой были пикартские проповедники.

В первые месяцы 1421 года судьба бедноты в Таборе была решена. Прежде всего хилиастические и пикартские проповедники были изгнаны в Пржибениц, с ними ушли многие из их сторонников. Затем они были изгнаны и оттуда, а когда они укрепились в Клокотах и совершили оттуда нападение на таборитское бюргерство, был призван Жижка, дабы истребить «еретиков». Возможно, что между этими отверженцами феодального общественного строя были также люди с неправильными представлениями о нормах человеческого общежития, некоторые из них в ожидании конца мира предавались различным извращениям и разнузданным оргиям. Нельзя, однако, принимать на веру то, что говорят о так называемых адамитах («голых») хроники и другие источники, написанные фанатическими противниками бедноты (например, Вовржинцем из Бржезова и Яном Пржибрамом), которые в интересах бюргерской оппозиции стремились оклеветать опасных для нее революционеров. Впрочем, известно, что такие мотивы были обычны в произведениях и других средневековых писателей, нападавших на бедноту. К сожалению, от рукописей идеологов самой бедноты до нас дошло очень мало. Однако даже по этим источникам, в частности по последнему письму Мартина Гуски, пикарты предстают в совершенно ином свете, чем, например, в описании хроник. Это были люди, действительно страстно желавшие установления справедливого строя на земле и мечтавшие о бесклассовом обществе, люди, которые, как бы самоотверженно они ни боролись за победу своих идей, были обречены на гибель самим ходом общественного развития.

Ян Жижка из Троцнова во главе войска, начальником которого он стал после смерти Микулаша из Гуси, разгромил «гнездо еретиков» в Клокотах. Главные идеологи пикартов были схвачены, остальные либо перебиты, либо силой принуждены к обращению, а 45 «еретиков» было сожжено на костре. «Все они, несмотря на увещания Жижки, не хотели отказаться от своих заблуждений, но, весело смеясь, шли в огонь, уверяя, что сегодня будут царствовать с Христом». Спасаясь от преследований, Мартин Гуска напрасно искал убежища по всей Чехии. Он был схвачен и брошен в тюрьму. После тщетных попыток заставить его отречься от ереси его отвезли в Прагу, где должны были публично сжечь как архиеретика. «Но пражские коншелы, боясь народного мятежа, так как многие в народе были расположены к этому Мартину» [142] Tamtéž, str, 494. , отменили казнь. Мартин был казнен в Руднице 21 августа 1421 года. Когда измученный Мартин вместе со своим другом был приведен в костру и ему предложили обратиться к народу с просьбой молиться за него, он со свойственной ему твердостью сказал: «Мы не нуждаемся ни в каких просьбах или молитвах, просите за тех, кто в этом нуждается» [143] Tamtéž, str. 494. . Вслед за тем они были забиты в бочку и сожжены.