Анатолий Воронин - Москва, 1941

В течение первых 8 суток войны (к 1 июля 1941 г.) было призвано по мобилизации 5,3 млн человек и поставлено из народного хозяйства 234 тыс. автомобилей, 31,5 тыс. тракторов и много другой народнохозяйственной техники.

Размер мобилизации по Москве в первые 8 суток можно оценить в 150–200 тыс. человек. Мобилизация была плановым мероприятием, т. е. существовали четкие планы: кого, когда и куда призывать. Инфраструктура, в первую очередь транспортная, не могла переварить большее число мобилизуемых. Как уже выяснилось в первые недели, даже московский железнодорожный узел не справлялся с отправкой нужного числа поездов, и пришлось прибегнуть к автомобильному транспорту, задействовав порядка 20 тыс. грузовиков и автобусов.

Многие мужчины призывного возраста требовались в тылу. Они были квалифицированными рабочими, и без них могли остановиться важные оборонные производства. Таким образом, в Москве еще оставалось достаточно большое число мужского населения.

Вночь с 26 на 27 июня в Кремле прошло большое совещание, в ходе которого была оценена сложившаяся ситуация и фактически поставлен крест на довоенных планах победы в рамках приграничного сражения. Стало ясно, что необходимо переходить к обороне, в том числе в глубине своей территории, что эта война быстро не закончится, хотя едва ли кто-то представлял, что она продлится четыре года. Это совещание во многом определило то, что стало происходить в Москве в ближайшие дни и недели, и также определило судьбу десятков тысяч москвичей, одних фактически приговорив к смерти, а другим даровав жизнь.

Московские зеркальные витрины «украсили» мешками с песком, в попытке уберечь их от осколков бомб.(Кадры из новеллы «Наша Москва», «Боевой киносборник» № 5, снятые в конце июля 1941 г.)

Обратимся к воспоминаниям двух участников совещания: маршала Г. К. Жукова и управляющего делами Совета народных комиссаров СССР Я. Е. Чадаева.

Жуков пишет: «Поздно вечером 26 июня я прилетел в Москву и прямо с аэродрома – к И. В. Сталину. В кабинете И. В. Сталина стояли навытяжку нарком С. К. Тимошенко и мой первый заместитель генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин. Оба бледные, осунувшиеся, с покрасневшими от бессонницы глазами. И. В. Сталин был не в лучшем состоянии.

Поздоровавшись кивком, И. В. Сталин сказал:

– Подумайте вместе и скажите, что можно сделать в сложившейся обстановке? – и бросил на стол карту Западного фронта.

– Нам нужно минут сорок, чтобы разобраться, – сказал я.

– Хорошо, через сорок минут доложите.

Мы вышли в соседнюю комнату и стали обсуждать положение дел и наши возможности на Западном фронте».

«Обсудив положение, мы ничего лучшего не могли предложить, как немедленно занять оборону на рубеже р. Зап. Двина – Полоцк – Витебск – Орша – Могилев – Мозырь и для обороны использовать 13, 19, 20, 21-ю и 22-ю армии. Кроме того, следовало срочно приступить к подготовке обороны на тыловом рубеже по линии оз. Селижарово – Смоленск – Рославль – Гомель силами 24-й и 28-й армий резерва Ставки. Помимо этого, мы предлагали срочно сформировать еще 2–3 армии за счет дивизий Московского ополчения» .

Со своей стороны, Чадаев вспоминает: «Тимошенко доложил следующее предложение: Западному фронту надо немедленно занять оборону на рубеже Западная Двина – Полоцк – Витебск – Орша – Могилев – Мозырь – и для обороны использовать 13-ю, 19-ю, 20-ю, 21-ю и 29-ю армии. Кроме того, необходимо срочно приступить к подготовке обороны на тыловом рубеже по линии Селижарово – Смоленск – Рославль – Гомель силами 24-й и 28-й армий резерва Ставки. Помимо этого, следует обязать Ставку срочно сформировать еще 2–3 армии. Внося эти предложения, – сказал нарком обороны и председатель Ставки Тимошенко, – мы исходим из главной задачи – создать на путях к Москве глубоко эшелонированную оборону измотать противника и, остановив его на одном из оборонительных рубежей, организовать контрнаступление, собрав для этого необходимые силы частично за счет Дальнего Востока и главным образом новых формирований.

Клуб писателей на улице Воровского.

Эти предложения единодушно были утверждены и тут же оформлены соответствующим приказом наркома. Ватутину было предложено немедленно довести приказ до командующего войсками Западного фронта. Затем Сталин высказал мнение, что необходимо создать Резервный фронт и подключить его армии в помощь Западному. После этого Жуков кратко поделился впечатлениями о пребывании на Юго-Западном фронте. Он, прежде всего, хорошо отозвался о пограничниках, сказав, что они не дрогнули перед армадой фашистских танков, вооруженной до зубов вражеской пехоты и смело вступили в бой» .

Таким образом, в эту ночь принимается два «московских» решения – о строительстве оборонительного рубежа, ныне известного как Ржевско-Вяземский, и о формировании Резервного фронта и дивизий народного ополчения. Директива Ставки ГК № 0038 военному совету группы армий резерва главного командования «Об уточнении состава и задач армий» от 27 июня 1941 года указывала: «Тыловой оборонительный рубеж группы иметь: верховье р. Волга, верховье р. Днепр, Ельня, р. Десна». Основной рубеж к исходу 28.06.1941 г. определен как «Креславль, Десна, Полоцкий УР, Витебск, Орша, р. Днепр до Лоева» .

Появляется и приказ Ставки ГК № 0097 «О создании Военного совета группы резервных армий»: «Создать Военный совет при командующем резервными армиями в составе генерал-лейтенанта т. Богданова, т. Попова и т. Круглова».

Рассказ Жукова о том, что пограничники не дрогнули, вероятно, стал причиной формирования 15 дивизий НКВД: приказ ставки ГК № 00100 «О формировании стрелковых и механизированных дивизий из личного состава войск НКВД», которые формировались из пограничных частей восточных округов.

Стоит чуть подробнее остановиться на членах Военного совета группы резервных армий (позже это стало называться Резервным фронтом).

Самый старший из них по званию, да и по возрасту (43 года), генерал-лейтенант Иван Александрович Богданов накануне войны был начальником пограничных войск НКВД Белорусской ССР и к концу июня вынужденно оказался безработным. Для формируемых дивизий войск НКВД он был своим, что, наверное, было немаловажно.

Георгий Михайлович Попов – второй секретарь московской партийной организации, ныне практически не упоминающийся. На тот момент он играл не меньшую роль, чем Щербаков, но был моложе его – в начале войны ему было 35 лет. Впрочем, столько же было и другому члену Военного совета Фронта резервных армий, старшему майору госбезопасности Сергею Никифоровичу Круглову. Круглов уже занимал высокую должность заместителя по кадрам наркома внутренних дел СССР.